Дело Афины №7

The more you love, the more it hurts

And I was just fine if it didn't work

But now that you're mine

The more I love, the more it hurts, oh

Honestly, it's me, I am so messed up

Making all the ones who care about me wanna run

The sunset's black and white, it didn't used to be

I remember when it was pink skies, just you and me

Please tell me why it's easy at first

But then it all breaks

The more you love, the more it hurts

And I was just fine if it didn't work

But now that you're mine

The more I love, the more it hurts, oh

Ye-eah, oh oh

The more you love, the more it hurts

…без конца играла в наушниках  любимая песня LANY. Время летело незаметно и Ева уже начинала засыпать, как мимо проходившая стюардесса внезапно предложила перекусить фирменным рейсовым меню. В меню была кола, небольшой сендвич с овощами (об отсутствии мяса она заранее девушку предупредила) – и салат из спаржевой фасоли и маленьких карликовых помидор. Навернув все это целиком, Мила почувствовала наконец сытую удовлетворённость момента и задремала. Очнулась она лишь за десять минут до посадки, так как пилот объявлял о нужных приготовлениях для пассажиров, которым предстояло покинуть самолёт.

Международный Аэропорт Вильнюса встречал идеальным сервисом и скоростью обслуживания. Уже спустя двадцать пять минут после посадки, Ева стояла, горячо пожимая ладонь писательницы – кумира ее юности.

– Светлана, очень рада. Как же здорово, что вам пришла в голову идея о нашей встрече. Очной.

Светлана бормотала любезности, оглядывая младшую коллегу со всех сторон и как бы изучая ее.

– Ну, добро пожаловать в Уииильнюс!

Еще в социальных сетях Ева заметила, что Светлана так ласково называет свой "усыновленный" город.

Светлана оказалась очень разносторонней, слегка чудаковатой и невероятно очаровательной женщиной. "Тётенька – писатель", как она себя называла, могла часами бродить по городу, наруливая на странные, но наполненные смыслом инсталляции, попутно все это транслируя в Instagram. Мила еле еле за ней поспевала, с первого дня их общих вылазок, Мила поняла, что катастрофически не натренирована, она ещё никогда столько не ходила за один день. Живущая за роялти от проданных книг писательница, могла часами гулять, в то время, когда не работала. В принципе, Мила уже и сама достигла такого уровня, но по большей части деньги, которые она зарабатывала за свои книги и фильмы, шли на новые проекты, а на жизнь ей по-прежнему давал деньги Игорь.

Мила, конечно же, привезла в подарок блюрэй с фильмом, книгу и ещё несколько своих книг и фильмов. Светлана радовалась подаркам как ребенок. В первый же вечер, они засели за просмотр дивиди версии фильма про Афину. Сказать, что фильм ей понравился – так не то, чтобы очень. Но она очень внимательно его смотрела, периодически отвлекаясь на комментарии и замечания, особенно где реплики о ее личной книге разнились с ее содержанием.

В один из дней, Светлана и Мила, сидя в кофейне Backstage Coffee на улице Vokiečių g. 6 – разговорились снова о детище Евы и Игоря.

– А ведь в моей книге все не так-то просто… – начала издалека Макс Фрай.

Мила исподволь глянула на собеседницу.

– Знаете, Светлана, Рагнарёк – был

последней книгой, которую читал отец перед гибелью. Я ее тогда не читала. Прочла только после похорон. И на том месте, где убили Зевса, меня как подменили… у меня начала вырисовываться вся картинка. Я написала тогда незнакомому мне человеку, сейчас моему мужу, правда мы наверное разводимся скоро, не знаю, что он – Макс, тот самый Макс. И что я – его Афина. И что мы вдвоем должны спасти мир. – Мила запнулась. – Глупо, да?

Светлана широко улыбнулась.

– Знаешь, говорят, что книги пишут белые маги. Думаю, так и есть. И то, что эта книга к тебе и твоему папе попала неслучайно, я в этом практически уверена на сто процентов.

Аня широко открыла глаза.

– Думаете? Думаете, все неспроста? Но ведь.. это всего лишь ваша фантазия, выдумка… тогда мне было тридцать четыре, и у меня было что-то наподобие мании… сейчас мне сорок, и я уже гораздо приземлённее смотрю на книжные и киношные фабулы… я ведь замужем за актером. – смущаясь добавила Мила.

– Понимаю тебя, но есть в книгах какая-то особая штука, которая буквально приговаривает нас проживать эти сюжеты на самом деле, в реальности, в наших жизнях… То, что я описав гибель Зевса, предвосхитила трагические события, случившиеся с твоим отцом, – тоже неспроста. Ведь любой писатель – прорицатель. Он "видит", "знает", "предчувствует". Ты ведь и сама пишешь, должна это знать.