Дело академика Вавилова

Покидая Ленинград (здесь никто не принимал ее на работу), Нина Александровна зашла к Сергею Ивановичу Вавилову и попросила помочь ей (встретиться в Москве с кем-нибудь из членов ЦК. Вавилов-младший высоких знакомств в те годы еще не имел, но пообещал устроить встречу с членом ЦК А. А. Андреевым через своего родственника, видного архитектора Веснина. Андрей Андреевич Андреев был, пожалуй, самым подходящим человеком для такого разговора, он в ЦК ведал вопросами сельского хозяйства. Но встреча как-то долго не получалась, хотя Веснин сделал все, что мог. Состоялась она только в начале 1941 года. Базилевская приготовила целую речь с объяснением лысенковского диктата, с описанием того, что происходит в ВИРе и других научных учреждениях ВАСХНИЛ. В этот февральский день 1941 года товарищ Андреев мог бы получить довольно полную и объективную информацию о судьбах отечественной биологии и сельскохозяйственной науки. Мог, но... референт предупредил просительницу, что член ЦК чрезвычайно занят и уделит ей лишь несколько минут. Беседа оказалась даже короче, чем мог представить видавший виды референт. Едва Базилевская заговорила о роковой ошибке, произошедшей с академиком Вавиловым, Андреев прервал ее фразой, которую Нина Александровна дословно пересказала мне двадцать три года спустя: "Никакой роковой ошибки быть не могло. Есть факты, которых вы не знаете". На этом аудиенция закончилась.

Осенью сорокового бурлил не только ВИР. По сведениям секретных агентов НКВД 9, арест Вавилова произвел "убийственное" впечатление на всю Академию наук СССР. В агентурных донесениях тех месяцев говорится: академики убеждены, что арест произведен по настоянию Лысенко. Академик Лузин назвал арест "очередным ужасом". За Вавиловым, сказал Лузин, не может быть никакого преступления, он - жертва клеветы и интриг. "Что они сделали! Они посадили в клетку гражданина мира!" - воскликнул академик Прянишников, когда до него дошли подробности ареста в Черновцах. Не остался равнодушным и президент АН СССР В. Л. Комаров. Он сказал академику Завидовскому, что Вавилова посадили в тюрьму, как жулика, разбойника и убийцу "за то, что он имел смелость не соглашаться с Лысенко".

Мнение В. Л. Комарова, зафиксированное столь ответственными лицами, как тайные агенты госбезопасности 10, для нас особенно интересно, ибо роль президента в судьбе Николая Ивановича была в разные годы весьма различной. Академик В. Л. Комаров (1869-1945), видный ботаник-флорист, конечно, презирал Лысенко. Ему едва ли доставила удовольствие комедия "выборов" безграмотного сталинского фаворита в действительные члены Академии в январе 1939 года. Но и слишком громкая слава Вавилова раздражала Комарова. Напрасно Николай Иванович при каждом удобном случае устно и письменно заявлял, что пальма первенства в русской ботанике принадлежит Владимиру Леонтьевичу. Комаров отлично понимал: первое лицо в этой области науки все-таки не он.

Несколько лет президенту пришлось вести двойную игру, маневрировать между силами, противоборствующими в биологической науке. И маневры его не всегда бывали пристойными. Профессор Николай Родионович Иванов (ВИР) вспоминает, что Комаров очень боялся посылать вавиловцев в зарубежные поездки. Экспедиционные документы лежали у него на подписи неделями и месяцами. Однажды Вавилов явился к президенту за объяснениями. Владимир Леонтьевич, стыдливо поеживаясь, признался: "Что поделаешь, подличаем... подличаем помаленьку..." Жена Дончо Костова приводит в своих мемуарах типичный для того времени эпизод. Место действия - какое-то заседание в академии, время - 1939 год. Лысенко произнес речь в своем обычном нигилистическом наступательном тоне. Потом слово взял президент академии В. Л. Комаров, одобрил его выступление. Когда заседание окончилось, Комаров пригласил Вавилова, а с ним и Дончо Костова в свой кабинет. Здесь, вынув из стола книгу Лысенко, он начал критиковать ее, высмеивать неграмотность автора. Николай Иванович нахмурился, бросил несколько иронических замечаний и холодно попрощался. Всем своим видом он показывал: двойственное поведение президента ему неприятно. Когда они вышли из кабинета, Вавилов, кивнув в сторону высоких президентских дверей, спросил Костова: "Видали? Каков наш Василий Шуйский?" "Об этом разговоре, - вспоминает А. А. Костова, - я узнала случайно: Дончо спросил меня, кто такой Шуйский. Ему, иностранцу, была незнакома личность прославленного Пушкиным лукавого царедворца" 11.

Была и другая причина, разделявшая двух ботаников. В области общебиологических представлений президент АН СССР Комаров, как это ни покажется странным, стоял ближе к Лысенко, нежели к Вавилову. Он решительно не признавал трудов Моргана, Бэтсона, Нильсона-Элле, выводов современной науки о гене как носителе наследственных свойств организма. В книге "Происхождение культурных растений" (1938) Комаров писал: