Дело академика Вавилова

Получив эту порцию, они могут развиваться без всякого перерыва и дадут семена. Но эта порция пониженной температуры может сыграть свою роль, даже когда растение еще не растение, а едва наклюнувшееся зерно. Таким образом, если, например, семена озимой пшеницы слегка замочить и, продержав некоторое время на холоде, посеять весной, то они нормально разовьются и дадут урожай в то же лето, как настоящие яровые!

Представляете себе, дорогие мои, что это значит? Сокращение вегетационного периода растений, перемещение многих культур на север и черт знает что еще! Это, несомненно, открытие и - крупного научного значения... Вот какой у нас Лысенко!" 20

Восторг Доната Долгушина по поводу агрономического приема, который вскоре стал известен как яровизация, понять нетрудно. Вчерашнему выпускнику сельскохозяйственного факультета яровизация действительно могла показаться открытием новым и значительным. Труднее объяснить позицию Николая Ивановича. Правда, при первом знакомстве Вавилов оценил яровизацию значительно более сдержанно, чем приятели Лысенко. Разная потребность растений в низкой температуре? Интересный факт. Директор института даже нашел ему применение; по этому различию удобно будет классифицировать растительные богатства, собранные в ленинградской коллекции. "Учитывая, в частности, этот признак, - говорил Вавилов, - мы станем лучше районировать (распределять по климатическим зонам) наши сорта и культуры". Ни о каком продвижении южных растений на север пока нет и речи, но опыты Лысенко Николай Иванович оценивает тем не менее как яркие и самобытные. Это в его духе: поддержать, ободрить всякого подающего надежды.

В 1929 году молодой агроном Лысенко получил приглашение выступить с докладом на Всесоюзном съезде генетиков и селекционеров в Ленинграде. Для провинциала, почти не имеющего печатных работ, это была немалая честь. Хотя съезд именовался всесоюзным, присутствие многочисленных гостей из-за рубежа (таких видных биологов, как Р. Гольдшмитд и Э. Баур из Германии, Федерлей из Финляндии) превратило его по существу в международный форум генетиков. Научный уровень докладов был чрезвычайно высок. Недаром иностранные гости писали тогда, что "опубликованные в СССР труды по генетике и селекции превосходят все работы, изданные в странах Запада" 21.

Доклад Лысенко (сделанный совместно с Д. Долгушиным) восторгов, однако, не вызвал. В прениях видные физиологи растений указали на то, что лысенковская яровизация - отнюдь не новость: о "холодном проращивании" писал советский ученый Н. А. Максимов, а как агротехнический метод ее предлагал (и безуспешно) в середине XIX века американец Клигшарт. Выводы Лысенко о световой стадии, по мнению многих, тоже сильно напоминали мысли о фотопериодизме Гарнера и Алларда.

Председатель съезда академик Вавилов, однако, беседуя в кулуарах с профессором Н. А. Максимовым, сказал, что Лысенко надо непременно поддержать: у него оригинальный ум и ко многим выводам пришел он независимо от своих научных предшественников.

Лысенко и его приятель Д. Долгушин остались очень недовольны приемом, который им оказали виднейшие селекционеры и генетики страны. Через двадцать лет брат Доната, Юрий Долгушин, писатель-популяризатор, описывая в своей книге "У истоков новой биологии" выступление Трофима Денисовича на съезде генетиков 1929 года, заметил: "Это была его первая встреча с противником (?), из которой ему стало ясно, что в этой борьбе ему надо действовать иными путями (?!?)". Мы теперь знаем, какими путями начал со временем действовать Т. Д. Лысенко. Но в 1929 году о характере этих будущих путей еще никто не догадывался.

Прошло еще два года. Лысенко перебрался из Азербайджана в Одесский селекционно-генетический институт, перенес туда опыты, начатые в Гандже. На новом месте произвел он на сослуживцев впечатление столь же сильное. Директор института Степаненко в частном письме, посланном в начале 1931 года, писал: "Последние достижения т. Лысенко сулят нам такие перспективы для практического применения, какие нельзя было предполагать еще несколько месяцев назад". Степаненко сообщал, что Лысенко заставляет кукурузу вызревать на две-три недели раньше, "воздействуя темнотой на чуть начавшие прорастать семена". Таким образом, открывалась якобы возможность перенести кукурузу на далекий север, "с хлопком получены такие же блестящие данные... Через месяц-полтора ожидай сообщения о том, что кукуруза выбросит метелки вместе с началом цветения ранних яровых, а хлопок вступит в бутонизацию недели на две раньше обычного". Письмо было адресовано в ВАСХНИЛ некоему Владимиру Матвеевичу, лично знакомому Степаненко. Цель послания - выбить дополнительные кредиты на опыты Лысенко. И надо сказать, роль свою письмо это, несомненно, сыграло. Тем более что автор не преминул сообщить адресату, что Лысенко очень осторожен, скромен. Работает буквально и день и ночь..." 22