Дело Ансена

- Оказывается, - сказал он за завтраком, обращаясь к Кручинину, - и вы долго пробыли на острове... А ведь мы не только не встретились, но даже не видели друг друга... Не правда ли?

- Да-да, - буркнул Кручинин.

- В этих местах можно провести целую зиму, так и не узнав, что ты не один.

- Да-да, - так же неопределенно повторил Кручинин.

После завтрака друзья совершили еще одну небольшую прогулку по острову, но на этот раз в обществе пастора и шкипера. Около полудня вернулись на "Анну" и отправились в обратный путь к материку.

Теперь им сопутствовал легкий норд-вест, и шкипер Хеккерт показал высокое искусство управления в ледовых условиях парусным ботом без помощи мотора. Только подходя к дому, шкипер запустил двигатель, и "Анна", задорно постукивая нефтянкой, к полуночи пришвартовалась у пристани. Гости распрощались со спутниками и отправились в свой "Гранд-отель".

Нельзя сказать, чтобы они возвращались в хорошем настроении. И хотя Кручинин выглядел совершенно спокойным, но Грачик знал, что в душе его свирепствует шторм. Разве их поездка не оказалась напрасной?

Именно с этой мыслью он и улегся спать, с нею же приветствовал и заглянувшие в их комнату наутро яркие лучи весеннего солнца.

Не в очень веселом настроении вышел он к завтраку и уселся в кухне около пылающего камелька, подтапливаемого старыми ящиками. Он еле-еле поддерживал беседу с хозяином, по-видимому не замечавшим его дурного настроения. Грачика удивляло отличное расположение духа, в котором пребывал Кручинин.

Стук в дверь прервал застольную беседу. В кухню вбежал Видкун Хеккерт. Бледный, растерянный, едва переступив порог, он без сил упал на стул.

Прошло немало времени, пока он успокоился настолько, чтобы более или менее связно рассказать, что привело его в такое состояние. Оказывается, ночью, услышав стук мотора подходившей с моря "Анны", он пришел на пристань, но гостей уже не застал. Не было на "Анне" и пастора. Шкипер и Оле укладывались спать. Несмотря на то что присутствие этого малого было кассиру в высшей степени неприятно, он сказал бы - даже противно, Видкун решил остаться на "Анне", чтобы кое о чем поговорить с братом. Они выкурили по трубке и велели Оле сварить грог. Грог хорошо согрел их, и они улеглись. И, черт побери, благодаря грогу они спали так, что Видкун разомкнул веки только тогда, когда солнце ослепило его сквозь растворенный кап. Вскоре Видкун сошел на берег вместе с зашедшим за ним пастором. Они пошли было в город, но пастор вспомнил, что забыл на "Анне" трубку и вернулся за нею. Прошло минут десять, пастора все не было. Видкун пошел обратно к пристани. Придя на "Анну"... да, да, не больше пятнадцати минут прошло с тех пор, как они с пастором покинули "Анну", и вот теперь, вернувшись на нее...

Кассир прервал рассказ и отер с лица крупные капли пота. Широко раскрытыми неподвижными глазами он уставился на стоящего перед ним Кручинина, который спокойно его разглядывал. Под этим взглядом лицо кассира делалось все более бледным и кожа на нем обвисала безжизненными серыми складками. В отчаянии Видкун сцепил пальцы вытянутых рук и хрипло выдавил из себя:

- ...когда через четверть часа я вернулся на "Анну", Эдвард, мой брат Эдвард, был мертв...

Сказав это, Видкун разомкнул руки, и его большие желтые ладони обратились к Кручинину, словно защищаясь от него. Мутные, слезящиеся глаза кассира стали совершенно неподвижными. Они остекленели от ужаса. Видкун сидел несколько мгновений, точно загипнотизированный, потом вдруг сразу весь обмяк, уронил голову на стол. Руки его бессильно повисли до самого пола и спина задергалась, сотрясаемая рыданиями.

Кассир, пастор и случай с Оле

У пристани, где стояла "Анна", собралась толпа. Слух об убийстве быстро разнесся по городку. Он вызвал не только всеобщее удивление, но и самое искреннее негодование. Это говорило о том, что покойный шкипер пользовался всеобщей любовью и уважением сограждан. Не случайно он в течение пятнадцати с лишним лет был председателем местного отделения корпорации рыболовецких шкиперов, председателем общества поощрения субботних танцев, почетным ктитором кирхи и выборным ревизором кассы взаимопомощи престарелых моряков.

Хотя на пристани не было полиции, собравшиеся соблюдали полный порядок. Никто не делал попыток проникнуть на бот. Разговоры велись вполголоса. Только у одной пожилой женщины рыдания нет-нет да и прорывались сквозь прижатый к губам шарф. Как объяснили Грачику, то была жена местного бакалейщика и почтмейстера, тридцать лет тому назад отдавшая предпочтение своему нынешнему мужу перед влюбленным в нее штурманом Хеккертом. Из-за нее-то Эдвард Хеккерт и остался на всю жизнь холостяком. А она слишком поздно поняла, что ошиблась, променяв молодого безвестного моряка на бакалейную лавку и на галун почтмейстерской шапки.