Дело Арбогаста

И в этом году снег растаял во всех четырех тюремных дворах, стало теплее, и наконец утренний колокол, бьющий в полседьмого, прозвучал, когда уже стало совсем светло. Арбогаст и сам не знал, бодрствует он или нет, машинально поднявшись, помывшись и принявшись дожидаться того момента, когда в дверное “окно” ему подадут чашку эрзац-кофе и хлеб. Завтрак, уборка, выход из камеры, перекличка — и за работу. Со временем он ко всему привык и начал превосходно разбираться даже в деталях. Шаги по металлическому полу в коридоре звучат по-другому, чем те же шаги по узкой винтовой лестнице или по подземным переходам, ведущим в мастерскую, или — с особым шаркающим звуком — шаги по бетонной лестнице на четвертый этаж в мастерскую, где плетут циновки. Дни, проходящие под перестук ткацких станков, на которых изготавливают кокосовые и сисалевые циновки, не отличимы друг от друга, ни один из них не таит и не обещает сюрприза. С некоторым опозданием он понял, что для него постепенно потеряли значение не только дни, но и лица, и имена других людей. Давным-давно он знаком здесь со всеми, его узнают, с ним здороваются, он разговаривает с другими заключенными, с надзирателями и охранниками, разговаривает практически каждый день и все же, едва простившись, забывает их имена. Где-то он читал или, может, слышал по радио о гигантских роях саранчи, опустошивших в начале лета 1968 года поля и плантации и впервые замеченных вроде бы в эмирате Оман, и вспомнил в связи с этим, что незадолго до его ареста, кажется в 1954 году, аналогичное бедствие обрушилось на Марокко, уничтожив тысячи тонн апельсинов и причинив многомиллионный ущерб.

В одиннадцать сорок пять Арбогаст вернулся в камеру, а вскоре после этого начали разносить арестантский обед. “Окошечко” открылось, Арбогаст выставил наружу миску и получил положенную порцию похлебки. Затем чиновник из канцелярии разнес почту. Арбогасту он сказал, что тому предстоит свидание.

На обратном пути он зашел за Арбогастом и повел его в централь, где им пришлось какое-то время прождать возле внутреннего почтового офиса. На ходу Арбогаст бросил взгляд на стенд с примитивными абонентскими ящиками, увидел и свой ящик № 312, на котором все эти годы значилась фамилия Арбогаст, тогда как имена на остальных ящиках постоянно менялись. Люди садятся в тюрьму и выходят на свободу, он один остается здесь пожизненно. Арбогаст как раз пытался вспомнить хотя бы часть прежних имен, хотя бы часть лиц, когда молодой помощник надзирателя повел его, приняв у чиновника из канцелярии, в комнату для свиданий. И только по дороге туда у него возникло странное ощущение, будто все эти имена всплыли перед ним разом — начертанные синими или черными, а то и зелеными чернилами рукой чиновника или надзирателя, имена на карточках, да и сами эти карточки, словно сорванные с места порывом вихря закружились и заплясали в воздухе вокруг одной-единственной, неподвижной, с его именем, которая застыла посредине стенда, рассчитанного на тридцать четыре абонентских ящика, потому что ровно столько заключенных обитало на втором этаже в четвертом крыле Новой мужской каторжной тюрьмы Брухзал.

Ансгар Клейн отвел взгляд от бумаг и с улыбкой кивнул Арбогасту. Они уже давно не виделись, и адвокат ждал новой встречи с определенной опаской. И в первые мгновенья его страхи вроде бы получили подтверждение: подзащитный, судя по всему, еще глубже погрузился в призрачный мир камеры, входом в который самому Клейну начали представляться ворота этой мрачной тюрьмы. Арбогаст вошел в комнату для свиданий нетвердым шагом, по-прежнему обуреваемый взвихренным роем имен на карточках, о чем Клейн, разумеется, не догадывался, а потому и неуверенную поступь истолковал по-своему. Охранник запер за Арбогастом дверь, и тот сел за стол.

— Я прибыл к вам, господин Арбогаст, в связи с необходимостью получить доверенность на новую надзорную жалобу о пересмотре дела. — Всю эту юридическую абракадабру Клейн произносил медленно, с расстановкой, давая Арбогасту время, понять суть вопроса. — Наконец-то дошло и до этого. Мы обзавелись новой “амуницией”, и я с удовольствием продемонстрирую ее вам, равно как и обрисую наши дальнейшие шаги.

Клейн выложил на стол экземпляр какого-то объемистого сочинения. Арбогаст, сидевший сложа руки на коленях, не потянулся к документу, а лишь, скосив взгляд, прочел на первой странице дату 24.06.68 и проглядел какие-то случайные обрывки фраз — подобно тому, как, не вслушиваясь, улавливаешь из-за соседнего столика обрывки чужого разговора. “Надзорная жалоба о пересмотре дела, поданная адвокатом по уголовным делам доктором Ансгаром Клейном”, — вот что он разобрал. И еще что-то насчет “новой и существенной доказательной базы в духе статьи 359 УПК”.

— Эта повторная жалоба трактует прежде всего вопрос о комплексе постмортальных кровоизлияний, привлекая тем самым внимание ко вновь открывшимся обстоятельствам, — пояснил адвокат.