Дело беглеца

– Уж точно не приветствую, – проворчал Кольцов. – Может, поедем уже?

– Да, ты прав. – Она дернулась, заспешила к машине. Дождь усилился, замолотил по головам. До этой минуты про него забыли. Марта задним ходом стала выводить «Фиат» из узкого проезда.

Глава восьмая

Непогода разгулялась, мощный циклон обрушился на германскую столицу. Жизнь, казалось, застыла, люди прятались под крыши. Движение на дорогах резко сократилось. Бросать машину было глупо, кто ее станет искать в такую погоду? Двигались медленно, почти на ощупь. Марта вывела «Фиат» с территории складов, проехала два квартала, поставила машину вблизи католической церкви – ее возвышающаяся над окружающей местностью макушка смутно очерчивалась. Бензина в баке осталось немного, иногда включали двигатель, прогревали салон. Потоки воды заливали ветровое стекло. Сидели в машине молча, меланхолично глядя на то, как за бортом буйствует стихия. У природы нет плохой погоды – или все же есть? В Сибири снег по колено, сильный мороз, а в Европе – ни снежинки, хотя широта, в принципе, та же. Зато осадков за сутки – как годовая норма где-нибудь в Якутске… День был аховый, врагу не пожелаешь, полный безумия, откровений – и самое печальное, что он еще не кончился. Михаил курил, выпуская дым в приспущенное стекло. Марта молчала, ее неподвижный профиль вуалировал сумрак. По дороге в сторону церкви несколько раз проезжали машины, дальний свет фар пробивал насыщенную влагой муть. Говорить было не о чем, все страшное, что могло случиться, уже случилось. Или еще не все? Впрочем, шансы выполнить задание еще оставались.

– Ну что, в ночлежку для бездомных? – пошутил Кольцов, чтобы хоть как-то разогнать уныние.

Марта беспокойно шевельнулась, снова замерла. О чем она думала, можно было догадаться без экстрасенса.

– Я могу попросить, Микаэль, никому не говорить о том, что ты услышал сегодня? – наконец заговорила она. – Нашим людям это лучше не знать, особенно начальству. Отношения с Майнером были недолгие, мы их оборвали по взаимному согласию, потому что они мешали работе.

– Как говорят у нас в России – могила, – улыбнулся Кольцов. – То есть никому и никогда. Это не имеет отношения к нашей операции, а значит, несущественно… Так что насчет ночлежки? Гостиницы и мотели заказаны – за ними наблюдает БНД. Явочные квартиры – провалены. Сдавать жилье на сутки ваши граждане не научились. Обратного хода – нет, да и незачем, пока есть шанс что-то сделать.

– В таком случае ночевать будем у Эберхарта, – усмехнулась Марта. – И плевать, что он думает по этому поводу. Дождь не может продолжаться вечно, рано или поздно он закончится. Эберхарт вернется с работы, если его никто не сдал. Возможно, уже вернулся.

В данном вопросе было много неясного. Получить информацию о желании Эберхарта связаться с комитетом спецслужбы могли двумя путями: либо от Клауса Майнера, либо от Отто Вайсмана. С Клаусом все понятно, он темой не владел. Когда светит перспектива получить пулю в голову, люди обычно не врут. Не умеют. С Вайсманом сложнее. Но зачем ему касаться на допросе этой скользкой темы, если, конечно, не спросят? Все было зыбко и неопределенно.

– Ты в Бога веришь? – внезапно спросила Марта.

Дождь пошел на спад, сквозь стекло проявлялся шпиль церкви, расположенной в соседнем квартале. Вопрос был неожиданный, Михаил не нашелся что ответить. В принципе в Бога майор не верил, как и в Деда Мороза, и даже в коммунизм (противоречивость этого понятия начиналась уже в определении). Но иногда хотелось верить – особенно в такие дни, как сегодня. Пусть не в то, что насаждали церковники со своей фантазией, но в какие-то высшие силы, надзирающие за этим миром и за тем, чтобы всем воздалось за грехи их…

– Нам не положено, – буркнул Кольцов.

– Нам тоже не положено, – согласилась Марта. – Но иногда находит что-то, не могу объяснить…

Она замолчала, не закончив мысль. Михаил с невольным интересом разглядывал ее профиль. Опять потянулся за сигаретой, приоткрыл окно. Ветер сменился – дождевая вода потекла по коленям. Чертыхнувшись, он принялся закрывать окно, оставил лишь узкую щель. Марта повернулась, взгляды встретились. Не сказать, что это было неприятно, какие-то иголочки стали покалывать, онемел живот.