Дело Белки

– Никак очнулся, милок! – вдруг воскликнула бабка, и передо мной немедленно возникло невероятно уродливое лицо с выпяченной губой, растущим снизу вверх, кривым, как турецкий кинжал, зубом и изгибающимся ему навстречу крючковатым носом. От неожиданности я чуть не грохнулся с лежанки и во все глаза уставился на свою уродливую спасительницу. Она, как ни странно, ничуть не оскорбилась такому невежливому поведению. Наоборот, весело и задорно рассмеялась, да так, что на всех полочках, приступочках и подоконниках избушки стали мелодично и красиво позвякивать многочисленные разноцветные склянки. А еще, пока старуха смеялась, она вдруг незаметно сменила облик, превратившись из древней страхолюдины во вполне симпатичную, хотя и изрядно пообтертую жизнью бабку. Конечно, в рекламу молочных продуктов «Хорошо иметь домик в деревне!» ее бы не взяли, но если бы слоган компании звучал: «Круто иметь землянку на Колыме!» – эта пожилая леди подошла бы к нему как найденная.

– Ты уж извини, парень, что я тебя зубом стращала! – обратилась ко мне бабка. – Страсть как люблю попугать новеньких!

– Кого попугать? – на всякий случай переспросил я.

– Ну-ну, не придуривайся! – миролюбиво усмехнулась старуха. – От тебя ж защитниками за версту разит. Даром что ты у них недели не прослужил.

– Да уж! Недели нет. Пока всего сутки, – согласился я.

– А трое не хочешь? – ехидно спросила бабка, и глаза ее озорно заблестели.

– Я что, столько был без сознания?!

– Догадливый! – одобрила старуха. – А как меня зовут, сможешь сказать?

Бабка явно потешалась. Мне тоже почему-то было в этой избушке легко и весело. Даже несмотря на то что я понятия не имел, в какую глушь меня занесло, куда подевались мои новые товарищи, и все это при том, что я почти наверняка знал, что за мифический персонаж передо мной находится.

– Надо полагать, вы Баба-яга, – осторожно высказал я предположение.

– Молодца! Ай молодца! Точно! Она самая и есть! Баба Пятая, Яга Смоленская, Костяная нога Калужская! – бодро перечислила старуха свои то ли титулы, то ли регалии и протянула мне деревянную плошку с какой-то бурдой. – На вот тебе за сообразительность! Как раз вливать в тебя собиралась. Да ты сам проснулся.

Содержимое посудины напоминало взбитое блендером авокадо, только малость пожиже, и пахло от него не то ядовитыми грибами, не то затхлым лесным болотом. Я невольно напрягся.

– Узнаю людскую породу! – заулыбалась бабка. – Уж сколько дней ты у меня хлебал это пойло, как миленький. Считай, с того света на нем выбрался, а как своими глазами увидел, так и запарился.

Я виновато взглянул на старуху и уже почти собрался с духом, решившись одним махом опрокинуть в себя содержимое плошки, но тут она неожиданно смилостивилась.

– Ладно, не мучайся! Раз оклемался, уже и без зелья моего поправишься. Опять же и товарищу твоему больше достанется.

Баба-яга отняла у меня плошку и пошла к печке. Только сейчас я заметил, что на полатях тоже кто-то лежит, и с радостью узнал своего напарника.

– Хан, – заорал я и соскочил с сундука, служившего мне кроватью. Как оказалось, проделано это было слишком поспешно. Голова моя закружилась, ноги подкосились, и я едва не рухнул на пол.

– Слышь! – с наигранной строгостью сказала бабка. – Ты тут мою работу не порть. Я тебя не для того на ноги ставлю, чтоб ты себе сразу же башку разбил. Ходи чинно, медленно. И не кричи. Здешний лес ору не любит. А я тем более.

Я уже и сам понял, что прыгать мне как минимум первое время не стоит. Однако посмотреть, как там Хан, все же хотелось. Поэтому, подождав, когда карусель, запущенная в моей голове, остановится, и убедившись, что нового ее вращения пока не предвидится, я осторожно пересек комнату и присоединился к старухе, которая потчевала своим подозрительным лекарством моего еще не оправившегося товарища. Судя по всему, Хан пострадал от купания куда больше меня. На его руку была наложена самая настоящая шина из бересты и свежих березовых веток. А нога и вовсе оказалась обмазана толстым слоем высохшей и затвердевшей глины. И это не считая десятка ссадин и порезов, покрывавших смуглую обветренную кожу. К счастью, большая часть ран уже зарубцевалась. Причем, если учесть слова Яги о том, что с момента речной катастрофы прошло не более трех дней, без колдовства тут явно не обошлось. Так что теперь у меня исчезли последние основания сомневаться в том, что мерзкое на вид пойло, которое старуха деревянной ложкой впихивала в несчастного узбека, является чем-то опасным для его жизни. То же, кстати, подтверждал и весь мой жизненный опыт: чем продукт полезнее для человеческого здоровья, тем более неприятным на вид и вкус он оказывается. Увы, подсознание Хана соглашаться с этим не желало. Возможно, если бы мой напарник что-то соображал, он спокойно принял бы положенное ему горькое лекарство, но сейчас он ворочался, плевался и то и дело выкрикивал: «Арина Родионовна, вы нарушили условия досрочного освобождения! Немедленно вернитесь на определенное вам место жительства и доложитесь своему надзирателю!»