Дело Бронникова

Посетителями второй части салона была больше молодежь, художники, поэты, литераторы, которые приносили свои не для печати предназначенные произведения, которые зачитывались и разбирались на собраниях. Л.Ю. Моор очень часто читала сама произведения каких-нибудь старых авторов упадочнической эпохи классицизма, или выбирала какие-нибудь эротические поэмы, или же, наконец, читала свои собственные лирические, тоскующие о прошлом стихи.

Вторую часть салона посещало много народу, каждый раз приходили всё новые и новые, и поэтому я не помню всех фамилий. Назову лишь тех, кто бывал всегда, это Пестинский и Грановская — артистка.

Художник Борис Пестинский в свою очередь подробно рассказал о Наумове и его жене, в том числе и весьма странные вещи.

Из протокола допроса от 26 марта 1932 г.

Наумов Павел Семенович и его жена Вера Кирилловна Наумова, урожденная дворянка Царевская, — явно антисоветско настроенные лица, враждебно принявшие Октябрьскую революцию. Вся их деятельность, в особенности самого Наумова, с первых дней революции была направлена во вред существующему строю. Жена Наумова группировала вокруг себя антисоветский элемент, устраивала спиритические сеансы и выполняла частные заказы, рисуя иконы и картины религиозно-мистического толка.

Наумов как крупный художник занимал целый ряд ответственных должностей (в ЦОО Рабже, в Академии художеств, в ОХР[173]), чем пользовался для своих вредительских целей. Удачно скрывая свое контрреволюционное лицо, Наумов под маской левого деятеля искусства умело проводил свою диверсионную работу, оставаясь никогда не замеченным. Явные антисоветчики-художники мистики и другой контрреволюционный элемент находили в лице Наумова своего защитника, который продвигал их мистические картины, предоставляя места работы, помогая выезжать за границу (см. предыдущий протокол).

В Академии художеств Наумовым совершен целый ряд преступлений, направленных к срыву плановой работы молодых художников и уничтожению валютных ценностей Академии.

Так, была буквально разгромлена мозаичная мастерская и выброшены на свалку колоссальное количество ценной мозаики, которую у нас в Союзе не производят и которую можно было использовать для рабочих клубов. Помещение этой мозаичной мастерской не было использовано продолжительное количество времени. Так же был разгромлен циркульный музей гипсовых слепков (единственный в мире по своему собранию слепков с редчайших статуй). Все ценнейшие слепки были свалены в кучу, разбиты и переломаны и в конце концов расхищены.

Музей живописи (два зала: Рафаэлевский и Тициановский) были превращены под общежитие и гимнастический зал, ценнейшие картины удалены — что было сделано для того, чтобы не давать молодежи учиться на старых произведениях искусства больших художников, которые якобы разлагающе действовали на молодежь. Между тем как недостатка в помещении в Академии художеств не было. И в частности, и общежитие, и гимнастический зал можно было сделать в церкви, находящейся при Академии, и в квартире бывшего священника этой церкви, который долгое время жил под покровительством Наумова, скрывая свое прошлое.

Все эти вредительские акты были проведены или при ближайшем участии Наумова, или по его инициативе.

Здесь необходимо прерваться и прокомментировать столь серьезные обвинения.

Действительно, музей Академии художеств — старейший художественный музей России — в начале 1930-х годов пережил серьезное потрясение.

В 1930 году, когда после очередной реорганизации учебного заведения с целью «привлечения… и подготовки пролетарских кадров по изобразительному искусству» был создан Институт пролетарского изобразительного искусства, приказом его ректора Ф.А. Маслова от 14 мая 1930 года музей был закрыт. Под непосредственным руководством Маслова проходил разгром всех фондов: костюмерной, анатомического кабинета, мозаичной мастерской. Произведения искусства частично были переданы в разные музеи, частично уничтожены. Были разбиты уникальные слепки, разрезаны большие живописные холсты (в частности панно, выполненные по эскизам Н.К. Рериха). Некоторые музейные площади отдали под общежитие рабфака, другие (Рафаэлевский зал, часть «циркуля» второго этажа) распоряжением Леноблисполкома передали отдельным городским учреждениям.

По счастью, власти спохватились, и 11 октября 1932 года постановлением ВЦИК и СНК Ленинградский институт пролетарского изобразительного искусства был преобразован в Институт живописи, скульптуры и архитектуры. Музей стал возрождаться. Маслова сняли с поста ректора и против него завели уголовное дело по факту ликвидации музея.

Для Академии художеств имя Маслова осталось нарицательным: «масловщина» — так называется бесславный период истории Академии[174].

Полагаем, что на самом деле в разгроме музея непосредственной вины профессора П.С. Наумова нет.

Вернемся к протоколу допроса Пестинского, которого допрашивал В. Мельников.