Дело Бронникова

В салоне Т.В. Билибиной читали и обсуждали поэмы Никиты Мещерского[191] «Мятельный конь», Римского-Корсакова «Творец-разрушитель», стихи самой Билибиной, как она охарактеризовала их — «лирико-упаднические и идущие от мистического символизма Блока».

Но главное — из показаний Т.В. Билибиной мы узнаем, что в 12-й квартире 22-го дома по проспекту Пролетарской победы часто бывал Николай Алексеевич Клюев (неожиданный штрих к биографии выдающегося поэта!):

Особую любовь и преклонение как с моей стороны, так и со стороны некоторых участников моего салона вызывал к себе контрреволюционный поэт Н. Клюев, который несколько раз читал у меня в салоне свои ненапечатанные произведения. Можно сказать, что деятельность салона протекала под знаком Клюева… «Погорельщину»[192], принадлежавшую перу Клюева, я получила от своего брата Федора Кисловского. Контрреволюционную поэму Клюева «Соловецкий остров»[193] имеет мой брат Федор и зачитывал ее.

Николая Клюева по данному делу не привлекли. В 1932 году он был в Москве. До него дотянутся через два года.

Следствие установило, что:

Билибина Татьяна Владимировна

— руководила деятельностью салона, распространявшего антисоветские литературные произведения, пропагандировавшего запрещенное к опубликованию Главлитом творчество кулацкого поэта Н.А. Клюева;

— организовывала собрания по вопросам вооруженной интервенции, поражения в предстоящей войне Красной армии;

— вербовала в число участников своего салона молодежь из среды начинающих рабочих писателей — ударников литературы, с целью контрреволюционной обработки последних и разложения изнутри пролетарской литературы;

— принимала участие в мистико-спиритуалистической деятельности контрреволюционных организаций, устраивая антисоветские спиритические сеансы и поддерживая связи с группой ленинградских сатанистов[194].

Означенные преступления предусматривались ст. 58–10 и 11 У.К.

Виновной себя признала.

Наказание оказалось несуровым: постановлением Выездной сессии Коллегии ОГПУ в ЛВО 17 июня 1932 года по статье 58, пунктам 10, 11 УК РСФСР Татьяна Владимировна Билибина была приговорена к трем годам концлагеря условно.

Но в 1935 году вместе с мужем Николаем Николаевичем Билибиным, дочерью Анной Николаевной Билибиной, матерью Верой Владимировной Кисловской была выслана из Ленинграда. Старшую дочь Билибиных Варвару Николаевну (р. 1912) не тронули. (Она тогда была уже замужем за горным инженером Адольфом Леонтьевичем Вишневецким. Муж ее умер в блокаду. В.Н. Вишневецкая умерла в 1994-м.)

Далее следы Т.В. Билибиной теряются. По неточным данным, она умерла в блокадном Ленинграде в 1942 году.

Шульговский Николай Николаевич Абсолютно бесстрашный человек

Из протокола допроса проведенного уполномоченным 4-го отд. СПО Бузниковым 26 апреля 1932 г.

Шульговский Николай Николаевич, 1880 года рождения, потомственный дворянин, литератор, холост, неимущий, образование высшее, беспартийный, не судившийся, у белых не служил.

Я убежденный враг Советской власти. Родившись в дворянской семье, воспитанный в стародворянском духе, учившийся на образцах дворянской литературы, я — весь в дореволюционном прошлом. С современностью, с существующим в стране политическим строем меня абсолютно ничто не связывает. Я озлоблен против Советской власти, которая, введя строгую, требовательную цензуру, лишила меня возможности печатать свои поэтические произведения, враждебные переживаемому нами времени, следовательно, лишила меня главного в жизни — известности и признания. С моими друзьями и сверстниками, с такими же, как и я, последними представителями дворянской интеллигенции, воспринявшими советский строй враждебно и озлобленно, она поступила так же сурово, выкинув их из жизни или предоставив им место где-то на задворках культурной и политической жизни страны. Я и мои единомышленники — насильно лишены возможности участвовать в современности, влиять на нее по праву культурно и интеллектуально высокоразвитых людей. Мы представляем собой внутреннюю эмиграцию, лишь благодаря жизненных случайностей, не очутившихся после революции за кордоном, по ту сторону границы.

Правовед, поэт, теоретик стиха Николай Николаевич Шульговский[195] был человеком, не умевшим и не желавшим приспосабливаться к советской жизни. Ему приходилось трудно: окружающие принимали гордость за высокомерие, увлеченность за дилетантизм, непримиримость за ненависть. В «Деле о литературных кружках и салонах» он оказался едва ли не самым старшим подследственным, и уж точно — единственным, кто не дал следователям ни малейшего шанса усомниться в своем полном неприятии советского строя. Те, в свою очередь, не дали ему возможности выжить.