— Это прр-авильно! Виват Морозовым! — раздалось с того конца стола, куда с графином перекочевал Иринарх. — А верно, что у вас на Никольской с кажного заработанного рубля полтинник штрафу? А кто против — того в шею! Ездил я в Орехово, жалились мужики!
По тонким губам старого Морозова скользнула недобрая усмешка. «Зря братца прихватил, — подумал Бутин, — напортит мне тут».
— А как же, Иринарх Артемьевич! Сущая правда, бездельникам и гулеванам у нас худо приходится. Рабочий должен работать, а не баклуши бить! Опоздал к своему месту — штраф, поломал инструмент — штраф, выпивший заявился — штраф, нагрубил мастеру — штраф. Мы ведь капиталисты, не собираемся на Святой Руси богадельню устраивать. От этого Россия не разбогатеет! Думаю, что мы с вашим братом, Иринарх Артемьевич, одного мнения.
— Не знаю, как господин Бутин, — опередил гостя Савва. — А я считаю, что первейшая обязанность капиталиста, чтобы его рабочие имели заработок, обеспечивающий ему и семье его человеческую жизнь. Я на стороне тех, кто требует справедливости и борется за нее. И готов им помогать не только деньгами.
А чем еще? Он не досказал, но вид у него был решительный. Нет, нельзя терпеть в работниках разгильдяйства и безделья. А заботиться о заработках — тут Савва прав — это наша прямая обязанность!
— Да я что, — наливая себе рюмашку, забубнил Иринарх. — Я что — против? Только зачем штрафовать за то, что в церковь не ходит? Или за то, что собаку пнул. Это дело попа и городового. У нас на приисках до этого еще не доперли! Верно, Миша?
— Иван Симонович! — негромко сказал Бутин. — Окажите услугу: проводите брата до Гостиного, а я попозже. У меня еще разговор с господами Морозовыми не закончен.
21
— Вы уж на моего братца не обращайте внимания, — сказал Бутин Морозову, когда они после ужина уединились в просторном, с высоким потолком кабинете хозяина дома. — Сам о себе сказал: «Пьянишник». В делах однако же аккуратен, в отчетах не токмо копейки, но и полполушки не утаит!
— Помилуйте, — рассмеялся Морозов. — С чего вы взяли обиду мою? Я вашего брата неплохо изучил по коммерческим сделкам. А разглагольствовать да повольничать — пускай его. Политику-то мы с вами делаем! Давайте-ка займемся вашим казусом.
Тимофей Саввич тщательно и зорко просмотрел баланс фирмы. К каким-то страницам воротился, над какими-то призадумался и снова бегло пролистал все документы.
— Сейчас, дорогой господин Бутин, банкротства не в новинку, — сказал он, покручивая широкое золотое кольцо на пальце. — Администрации, конкурсы, аукционы, торги, разорения… Самые опасные персоны в этих несчастьях в деловом мире — стряпчие. Стряпчие — вот истинные разорители. Для них любое банкротство — средство наживы. Этим они лишь сыты. Не доводите дело до присяжного поверенного, как несчастные господа Трапезников и Домбровский. Мой наипервейший совет: постарайтесь порешить с кредиторами миром да ладом.
Ничего не скажешь, опытный пловец в море коммерции Тимофей Морозов. Советы мудрые подаст. Рядом с ним сибирский туз выглядит недоучившимся школяром, глубоким провинциалом… Всезнающий, прожженный делец рабочих держит в превеликой строгости. И за медицинскую помощь, и за чистку нужников, и за угли для самовара, и за баню — за все кругом вычеты. И работают у него не одиннадцать-двенадцать часов, а все пятнадцать! И при этом Морозов в либералах и демократах и меценатах числится, в доме у него мастерская для художников с мольбертами, красками, — рисуйте, творите, прославляйте русское искусство!
Чем объяснить все-таки его неизменно дружелюбное отношение к нерчуганину? Его живой интерес к деятельности Бутина во всех сферах? Как купца, фабриканта, золотопромышленника, общественного деятеля, литератора? Разве лишь потому только, что изделия Никольской мануфактуры шли через бутинские руки к населению Сибири и открытым Бутиным торговым путем — в Китай?
Строгая и придирчивая критика баланса нерчинской фирмы и всей коммерческой политики Бутина шла в духе преодоления кризисной болезни. Ни слова о предъявлении векселей по самому крупному кредиту фирмы.
Нерчуганин в москвиче видел свое весьма похожее отражение. Может, и москвич, в свою очередь, усматривал в оплошавшем сибиряке своеобразное подобие себе! Те же цели и намерения, те же средства на пути к ним, то же ощущение велений дня, та же энергия, то же понимание, что без науки, машин, просвещения, либерализации власти и смягчения нравов невозможно дальнейшее развитие России. Новой России.