Дело было в Хмелёвке, или Деревенские рассказы

Потянулся от души, так что каждая жилка дзынькнула счастливо и встала на положенное ей природой место. Надел шорты – китайские, но с претензией на фирму – удобно в них, что ни говори. И тихонько поплелся в дом, оставив кота нежиться после его любовных похождений.

Мать уже хлопотала на кухне. В чугунной сковороде что-то шкворчало, старый чайник призывно булькал, на столе ждала Митяя стопка блинов.

– Доброе утро, – поприветствовал хозяйку сын и скромно присел у стола, косясь на блинную вкуснятину. Немного потряхивало с похмелья, но голова не болела – а это очень важное качество, особо ценимое знатоками самогоноварения.

– Доброе, – отозвалась мать, не оборачиваясь. – Там блины ешь. Сметана в холодильнике.

– Ма-ам… – протянул Митяй тихо и особо не надеясь на положительный ответ. – А, может, похмелишь чуток?..

Мать прервалась на секунду, оглядела сына строго, но тут же взгляд ее смягчился, она молча подошла к буфету, вынула оттуда двухлитровую бутыль и нацедила ему рюмашку благословенной жидкости.

– Больше не дам! – она поставила перед Митяем рюмку и скоренько убрала бутыль обратно.

– Спасибо, мам, – Митяй повертел рюмку в пальцах и затем залпом, не думая, опрокинул ее в рот.

Священный всеблагой огонь растекался медленно по всем жилам, радуя своим теплом и заставляя тело взбодриться и захотеть жить, радоваться, любить.

Зажмурившись от горечи и удовольствия одновременно, Митяй замер на мгновение, чтобы не упустить это волшебное чувство воскрешения, и затем отправил вдогонку мамин блинчик.

Мать не обращала на него внимания, продолжая кухарить. И Митяй решил больше не злоупотреблять ее терпением. Тихонько протиснулся обратно к выходу на веранду и улизнул быстренько во двор, едва успев на ходу обуть сланцы.

Деревня уже давно проснулась. Куры бродили по лужайкам и дворам в поисках семян, корешков, червяков и прочих деликатесов. Одна из кур – видимо, предпочитающая эстетику практической пользе – решила облагородить цветник и потому старательно рылась возле розового куста.

– Ишь ты! Пошла отсюда! – прикрикнул на нее Митяй и пихнул ее для верности ногой.

Курица, кудахтнув, отпрыгнула в сторону и сделала вид, что ничего не произошло.

– Иди-иди, – велел ей вдогонку Митяй. – А то куриную лапшу из тебя быстро сварганят.

Курица помолчала, раздумывая над ответом, видимо, но в итоге приняла единственно верное решение и удалилась с достоинством.

Где-то позади дома, скорее всего, на сеновале, слышался глухой голос отца, а затем и деда. Митяй рассудил, что пока лучше на глаза им не попадаться, чтобы не загрузили работой по самые уши, и вышел через калитку на улицу.

Сел на завалинку. Порылся в шортах, выискивая сигареты и спички, но не нашел. Возвращаться за ними в дом сейчас было не в его интересах, и Митяй продолжил праздно посиживать, глазея на деревенскую жизнь.

Давненько он здесь не был. И даже соскучился по этим вот неказистым домишкам, бурьяну, тропинкам, малышу Ваське, катающемуся на трехколёсном велосипеде под присмотром своей бабки через улицу напротив (о существовании Васьки он знал до этого только по рассказам матери в ходе телефонных переговоров, но все равно соскучился как по неотъемлемой части здешнего быта), и вообще по всему.

Вчера он приехал сюда, когда уже сумерки наваливались на землю, и не было почти нигде ни одного огонька по всему населенному пункту. Мрачное ощущение пустоты создавалось от этого, и Митяй торопливо отбросил его от себя, как надоевшую тряпку.

А когда-то их деревня Хмелёвка числилась богатой боярской вотчиной, а затем большим поместьем каких-то там господ с громкой фамилией. Теперь осталось от былого великолепия несколько улиц да развалины барской усадьбы поодаль, на красивом холме у речушки под названием Сура. Остатки церквушки украшали конец улицы, где Митяй вырос и знал каждую дощечку, каждый закоулок, каждый кустик как свои пять пальцев.

В советские годы силами местных пролетариев и залётных комиссаров был организован колхоз, в который, помимо самой Хмелёвки, включили и пару соседних сёл поменьше. На животноводстве и пшенице поднялись сельский клуб, школа и фельдшерский пункт, которые, скопившись вокруг площади перед сельсоветом, организовали фактически культурный и административный центр Хмелёвки. Позади клуба прилепился со временем стадион, сбоку магазинчик, большую часть времени закрытый, радующий посетителей только по особым случаям и вечерами после работы. Это заведение было главным источником сарафанного радио и храбро составляло незначительную конкуренцию главному знатоку – бабе Шурее.