Дело частного обвинения

— Догадываюсь… Нет, он будет молчать, для него высветиться — смерть. Не выговор, даже не срок — смерть! Там стукачей не прощают.

— Ладно, Владимир Александрович. Вам виднее. Закончим на сегодня?

— Да, судя по всему… Операция «Крот» закончена. Больше смысла встречаться нет.

— По этому поводу — пожалуй. А в принципе… По-прежнему не хотите переходить ко мне?

— Мы уже не раз говорили на эту тему. Спасибо, товарищ генерал. Без иронии. Но — не теперь. Может быть, года через два-три… Лично с вами — работать приятно. А остальные писаря главковские — вы, не дай Бог, уйдете, а они останутся… Аппарат!

— Понимаю. Тогда — вот. — Вместо убранной папки и документов, на стол легла плотная пачка купюр. — Здесь две тысячи. Со сметы, из фонда начальника Главка, моего личного… Официально поощрить я вас не могу, но… Только не обижайтесь, поймите правильно!

— А я и не обижаюсь! Спасибо большое! Это — никогда не лишнее, тем более за дело… Все. Пойду. До свидания!

— Удачи вам, Владимир Александрович. Звоните, если что!

Дождь со снегом. Поздняя осень — предзимье.

Виноградов отошел от окна, привычно задернул седую от пыли штору, достал из внутреннего кармана висящей в прихожей куртки пакетик с сахарным песком — безумный дефицит по нынешним временам! Хозяин квартиры, на которой Виноградов встречался со своими людьми, уже второй месяц лежал в больнице, и от полного запустения его жилище спасали только нечастые визиты тайных бойцов с преступностью.

Ценный продукт все-таки отсырел — и неудивительно. Когда после почти часового ожидания автобуса Виноградов пешком приплелся по адресу, вода привольно плескалась в его ботинках, брюки липли к ногам, а потертая «аляска» была противно мокрой.

«Нет, это не шпионская погода, — лениво думал Владимир Александрович, колдуя над заварочным чайником. — Любимый дождик Богомила Райнова был, скорее всего, теплым и тихим. Без ветра. И в конце пути храброго болгарина ждали рюмочка коньяка, сухие носки и ласковые пальчики очередной перевербованной агентессы».

Не надо было быть профессором астрологии, чтобы почти на сто процентов предсказать — к вечеру поднимется температура, потечет из носа… Милицейская докторица выпишет больничный, который, как всегда, некогда будет закрыть — уже на второй-третий день неотложные дела заставят выскочить из дома и окунуться в изрядно поднадоевшую карусель.

Виноградов накрыл чайник льняным полотенцем и почти сразу же услышал шаги на лестнице — в этом старинном доме после многочисленных перепланировок и ремонтов образовались удивительные чудеса акустики…

— Здравствуй! Заходи.

— Здорово. — Чистяков был хмур и чем-то основательно выведен из равновесия. Виноградов заметил это по тому, как вяло и небрежно ответил он на рукопожатие.

— Давайте в комнату. Ругаться будем.

— Прямо так — сразу? Бить не будешь, начальник?

— Посмотрим… Проходи, чай готов уже.

— Я принес тут кое-что. — Глухо звякнув, полиэтиленовый пакет из «валютника» занял доминирующее положение на сервировочном столике. — Не побрезгуешь?

— Отнюдь! О-о, коньячок! Класс… теперь бы еще носки и пальчики…

— Что?

— Так, про себя… Пошли в комнату.

…Что может быть полезнее для серьезного разговора, чем тягучий и пряный армянский коньяк? Вскоре в бутылке зеленого стекла волшебной жидкости оставалось уже меньше, чем было выпито.

— Что же мне теперь — в одиночку выгребываться? — Чистяков и не пытался скрыть растерянность.

— Выходит — так.

— Ну ты даешь! «Контора» по моим наколкам хватает моих же людей, их в изоляторе колют на меня же — а Саныч в сторону!

— Сам виноват!

— Не понял?

— А какого… я обо всей этой хреновине узнаю не от тебя, а из газеток разных? Ты зачем туда всунут? Информацию давать — мне и генералу. Так? Так. А ты последнее время спихивал нам всякую погань мелкую, шелупонь — а сам потихоньку на чужом… горбу в рай ехал!

— Саныч, ведь твои слова: «Пионер может освещать только пионерский сбор»? И что вам пионеры не нужны — говорил?

— Говорил! И пока ты делал, что я скажу, — были проблемы? Нет! А потом — офигел потихоньку?

— Слушай, Виноградов…

— Нет, ты не перебивай! Строганов — ладно, на совести Степаненко. Так уж получилось. А Шейн? Шейн — твоя работа…

— Никто не докажет.

— А мне плевать на это! Главное — я догадался… На место Мастера влез — и радуйся! Мы ж Степаненко даже из страны выпустили, чтоб тебе дорогу не заслонял… А по закону следовало бы его лет на десять «упаковать», скотину, — могли, и было за что!

— И сажали бы…

— Ты дурочку не валяй! Кто бы тебя на Западе у Спектора подпирал? Посадили бы Мастера — есть гарантия, что он бы язык за зубами держал? Откупился бы вашими головами… Кому есть что терять…

— Саныч!

— Ну и что? Что? Ты теперь — птица вольная. Радуйся. Другие, что на нас работают, полжизни иногда отдать готовы, чтоб их дела исчезли… А ты?

— Саныч… Шестнадцать человек арестовано. Ментов трое, таможенники, погранец… Эдика забрали, потом этого — который обычно бабки им передавал… Девчонок вызывали…

— Я в курсе. Вызывали в Управление — будут по моей персоне служебное расследование проводить.