Дело частного обвинения

— Да мое-то дело, Римма Ивановна, голубушка… — Виноградову стало не по себе, защипало глаза. Кинчев молчал, отвернувшись в сторону.

— Если бы вы знали… Благослови вас Господи!

Идти было довольно приятно, хотя и несколько жарко. В голове шумело от молодого, нежного и терпкого домашнего вина, сытый желудок норовил ввергнуть организм в сонную истому. Виноградов обернулся: сзади, в нескольких километрах, белел в густом кольце деревьев Приреченск, столица одноименной, никем не признанной, но вполне ощутимо существующей республики. Отсюда он казался нетронутым и тихим.

— Красота-а! — вздохнул Владимир Александрович.

— Угу, — кивнул Штефан.

— Ваше превосходительство! — окликнул Виноградов ушедшего вперед Кинчева. — Ау! Куда идем-то?

— К хорошим людям, брат. К очень хорошим! — не оборачиваясь, ответил молодой подполковник.

Судя по географическим картам, река была в основном не очень извилистой, с редкими излучинами и разливами. Место же, куда хозяева привели Виноградова, представляло собой весьма крутой изгиб русла, заметно вклинивший кусок республиканского берега на территорию, с некоторых пор ставшую враждебной.

На высоком холме, доминировавшем над прилегающей территорией и являющемся для нее, что называется, «господствующей высотой», было оборудовано немудреное фортификационное сооружение из мешков с песком и плетеных, наполненных землей корзин, кое-где дополненных железобетонными блоками. Постоянные обитатели и нечастые журналисты прозвали это место «кордоном», и это старое казачье название привилось, попало в официальные сводки, приказы, разного рода мирные договоры и протоколы.

— Мир дому! — спрыгнув в траншею, поздоровался Кинчев.

— Привет начальству! — милиционер в форме, трое приреченских гвардейцев и казак, лохматый и бородатый дядька, ни на минуту не снимавший пыльную, ломаную фуражку с синим околышем.

Один из гвардейцев полулежал у пулемета, остальные обильно закусывали.

— Присоединяйтесь, мужики! — после того как все перездоровались, пригласил милиционер.

— Ну-ка, Штефан… — на импровизированный стол Кинчев выставил бутылку водки, початую канистру и несколько пакетов снеди. В ответ откуда-то из-под папиросных ящиков возник баллон — трехлитровая банка самогона. Как заметил Виноградов, она была уже не первой; еще в одной, небрежно отставленной в сторону, мутноватая жидкость едва прикрывала дно.

Выпили. Поговорили. Потихоньку прикончили две пачки выложенных Виноградовым папирос. Начало темнеть.

— Можно поглядеть? — переместился к дежурившему у пулемета Владимир Александрович.

— Поглядеть?.. Ну глянь. — По тону капитан понял, что Кинчева кордонники уважали, если привел гостя, значит, обижать его нельзя… но любовь с первого взгляда здесь не в ходу.

— Только дуру не трогай! — из дальнего угла траншеи крикнул казак. Усмехнулся: — А то тут приезжали… Любители пульнуть, так их мать! Он, гад, стрельнул — и уехал, а мы неделю голову поднять над бруствером не могли.

— Имей совесть, Борода! — вступился за гостя Кинчев. — Видишь же — человек серьезный. Ну-ка, подожди!

Он ловко перебрался к Виноградову и ткнул рукой влево:

— Машину мою помнишь? Ласточку?

— Ну?

— Смотри туда!

У самого берега, там, где некогда оживленная дорога упиралась во взорванный мост, топорщилась куча скомканного, некогда выкрашенного в белый цвет металла с неестественно задранной, оплавленной таблеткой колеса.

— Когда летом мы их из города выбили, я вернулся домой — нет машины. Соседи говорят, те, суки, угнали, все же знают чья, тачка известная… А тут Васька мой — ты его еще «Петькой-ординарцем» дразнил, помнишь? — прибежал, говорит, видел машину у границы, бросили ее, бензин, наверное, кончился… Я говорю, стемнеет, сходим отгоним. Тогда у снайперов еще инфракрасных прицелов не было, риск минимальный… А к вечеру закрутился, в штаб вызвали, потом президент собирал… Василь и говорит, я один, а что — он моего «Москвича» как облупленного знал, не хуже, чем свой «козел» милицейский! Я ключи дал.

— Подстрелили?

— Хуже. Они думали я лично за своей ласточкой прибегу, так бы и было, но… В общем, он завелся, тронулся — тут и рвануло! Аж две мины заложили…

— В Афгане так трупы заряжали, — сказал прислушивавшийся к разговору гвардеец.

— А здесь — кто ждал? Так что Васька мою смерть принял, я теперь как Кащей Бессмертный! Ладно, давайте — за помин души…

Ночь прошла, на юг прогромыхал пассажирский поезд и не по-северному внезапно начало темнеть.

— Через час — твой. — Кинчев глянул на часы, циферблат был уже вполне различим. — Может, задержишься? До послезавтра?

— Да знаешь же, Сергей, не могу. Больничный липовый, врачиху подведу… И дел навалом.

Они стояли на балконе стандартной хрущевской пятиэтажки, в комнате спали сыновья хозяина и его молодая, очень милая жена.

— Саныч, ты Гусенко помнишь?

— Конечно. Он ведь замначальника горотдела был, так? Я его еще раньше, чем тебя, узнал, в первую командировку…