Дело Черного Мага. Том 4

Но кто может остановить черного мага, владеющего магией демонов. Клуб расступился перед ним, как море перед одним евреем.

Дум подошел к Люциусу. Они посмотрели друг другу в глаза, и все поняли.

— Зачем?

— А почему бы и нет, — пожал плечами вампир и отпил из лежащей на столе смертной. — я ведь сказал — ты мне должен, и я просто…

— Отец? — точная копия Люциуса, его любимый сынок, недоумевая переводил взгляд с Люциуса на Алекса и обратно. — Что здесь происходит?

— Ничего такого, Клаус, просто твой отец воспользовался тем жучком, который ты за каким-то хером поставил мне в Порш.

— Отец?

Люциус только улыбнулся кровавой улыбкой.

— А затем, — продолжил Алекс. — он слил эту инфу фараонам, которые теперь знают все мои схроны и точки. Включая лавку Броми у которого ты же, Клаус, и закупаешься. Те же, в свою очередь, передали эти сведения кому-то еще…

— Отец! — Клаус вскочил на ноги и повернулся к Алексу. — Дум, мы с тобой не друзья приятели, но, клянусь тенями предков, я не имею к этому никакого отношения! И я готов тебе компенсировать твои потери!

Глаза Алекса вспыхнули огнем, а в воздухе запахло серой.

— Мальчишка! — выкрикнул из ложи Фарух. — Что ты творишь?!

— Мои потери? Возместишь? — Дум схватил Калуса за лицо и поднял над полом. — Ну давай! Возмести! Воскреси её!

Демоническое пламя вспыхнуло алым, и дергающийся в конвульсиях Клаус испарился за считанные мгновение, не оставив после себя ничего, кроме дымящейся одежды.

— Я выпью тебя до суха, смертный!

— Стоять! — рявкнул Фарух и волна его силы, пролетев по клубу, заставила всех, включая Люциуса, замереть на месте. — Ты убил…

— Убил? — перебил Алекс. — Ты сам так, сказал, Пустынный Червь. И с этими словами, пусть нас рассудят.

Все стихло, замерло, а по Бездне ступала бабушка с псом на поводке.

Что мертво, то умереть не может.

Делало ли это теперь Алекса бессмертным?

* * *

— Что за шум во время моего отпуска?

Десятки демонических печатей запылали вокруг Алекса.

В любой другой день…

В любой другой…

Но только не сегодня.

Только не в день, когда умирает осень.

— Приступайте, мистер Думский. Закончим наш танец! — руки майора окружили молнии.

Дум хотел что-то закричать, но не стал. Ему в живот, спрятавшись ото всех, уперся зачарованный револьвер.

— Свали, Грибовский.

— Успокойся, Алекс и…

— Еще раз скажешь мне успокоится, и я завалю еще и тебя.

— Ты можешь попытаться, — кивнул поляк, прикрывая пушку своей дурацкой гавайской рубашкой. — И возможно у тебя даже получится.

— Тогда…

— Тогда получится и у меня, — Грибовский взвел курок. — я тебя убью, дорогуша. Мне будет очень больно и неприятно убивать своего друга, но, когда на кону жизни пары тысяч гражданских и твоя… прости, но карты не в твою пользу.

Алекс посмотрел на Самерфалла, а затем на Грибовского.

— Мне плевать на этого сумасшедшего ублюдка, Алекс, — покачал головой эспер. — но ваш бой похоронит и весь этот лайнер. Включая твоих учеников. И я понимаю, что тебе, в данный момент, все равно, но… если мне придется тебя убить, то кто спасет мисс Периот?

Палец Дума словно обожгло.

Проклятые фейри.

Проклятые Гвардейцы.

— Я убью его, — процедил Дум.

— Дорогуша, да я тебе сам разрешение на летальную дуэль выбью, но в любой другой день. В любой другой обстановке. Но только не ценой жизни гражданских и, что б тебя, детей. Детей я тебе не прощу, дружище. Они никак не виноваты.

Алекс обернулся и посмотрел на группу “Б-52”.

Проклятье…

Проклятье.

Срань!

Алые печати потухли, а из рук Дума пропал посох. Оттолкнув от себя Грибовского, мгновенно спрятавшего пистолет, Алекс спрыгнул с вертолетной площадки, выхватил из рук какого-то зеваки бутылку с чем-то “горючим”, игнорируя всех, расталкивая толпу плечами, направился к каюте.

* * *

Алекс пил. Кричал. Курил. Снова пил. Опять кричал. Он бил все, что могли бить его кулаки. Рвал все, что могли разорвать руки. Его номер все больше и больше напоминал зону боевых действий, чем каюту супер-лайнера.

Наконец Дум замер.

Облокотившись на осколки раковины, резавшие его ладони, тяжело дыша, он вглядывался в собственное отражение. Оттуда на него смотрели зеленые глаза.

— А-а-а! — с криком он разбил ударом кулака ненавистное ему изображение и опустился рядом, прямо на осколки. Он пил и пил, будто где-то там, на дне бутылки, мог отыскать конец его пути.

Кровь смывала с его рук вуаль, что он носил с момента, как с него сняли ошейник. Десятки переплетавшихся черномагических татуировок сливались в сложные узоры и переплетения.

Капли крови закапали на осколки стекла. На одном из них отражался небольшой рисунок среди бесчисленного множества печатей.

Совсем незаметный.

Надкушенный ангел.

* * *

Слова Автора

Как вы могли заметить, вся эта книга — одна большая и самая важная для истории ретроспектива.

Изначально, когда я планировал серию, то разделил её на 12 книг. По шесть на каждую из историй.