– Ну, значит ничего существенного. – Подвёл итог Николай.
– А тут многие выговаривают и наказывают за меньшее. – Произнесла Лиза.
– Зачем? – Николай удивился. – Дитё же. Совсем кроха. Учить нужно. Рассказывать, что хорошо, а что плохо. Вот, например, с рисунками её. Она превосходно рисует. Со следующего года, я договорюсь с кем-нибудь из Академии Художеств, чтобы принял класс, в качестве педагога. А пока, просто расскажем Анечке, что так делать не нужно. Что если она хочет кого-то нарисовать, то для этого есть переменка и часы самоподготовки. А с акцентом этим и вовсе ерунда. Через два года у них сменится преподаватель, и та дама, насколько я помню, из Мюнхена. И что снова переучиваться? Нет уж. Путь у девочки будет хохдойч, чем эти местечковые говорки.
– Братик! – Девочка в голубом платье с кружевами, словно ядро, выпущенное из пушки, вылетела из бокового коридора, и высоко подпрыгнув в воздухе, была поймана и прижата к груди.
– Привет. – Николай коснулся губами щеки девочки. – Как прошёл день?
– А, ерунда. – Аня отстранилась, спрыгнула на пол, и стала одеваться, аккуратно сложив туфельки в мешок, и стянув нарукавники. – Машка, дура, кидалась на музыке, промокашкой. Так ей Клавсанна вкатила неуд, да ещё и два часа отработки.
– А ты?
– Ну и я. – Девочка вздохнула. – Час получила за географию, и час за разговоры на правописании. – Аня понурилась, ожидая выволочки.
– Так. С рисованием на уроке понятно. Просто больше так не делай, и всё. А что с правописанием?
– Катька всё приставала с правилами. Сама не учит…
– Понятно. – Николай помог девочке одеть лёгкое пальто. – Помогать конечно нужно, но на уроке, это делать уже поздно. Посоветуй ей лучше заниматься, и сама не подставляйся.
Белоусов взглядом проверил как на девочке сидит одежда, и взяв за руку, пошёл к выходу.
– Господин полковник! – Николай обернулся и увидел, что к нему быстрым шагом шёл высокий широкоплечий мужчина в тёмно-сером костюме, и наброшенном на плечи тонком шерстяном пальто чёрного цвета. Лицо у мужчины было отёчным землистого цвета, и явно нездоровым, а на носу висело небольшое пенсне, в золочёной оправе.
За мужчиной едва успевала сухощавая женщина лет тридцати с таким же измождённым лицом, по виду воспитательница или бонна маленькой девочки, которая семенила рядом, ухватив женщину за руку.
– Господин?
– Дворянин Рябчиков Пётр Семёнович. – Представился мужчина, чуть задыхаясь от одышки. – Надворный советник коллегии финансов.
– Князь Белоусов Николай Александрович. – Николай коротко поклонился. – Чему обязан?
– Господин полковник, у меня есть серьёзная претензия к вашей сестре, и соответственно к вашему воспитанию. – Говорил надворный советник уверенно, громко, и размахивал руками словно мельница. – Я требую извинений и компенсации.
– Даже так. – Николай усмехнулся. – Что же вызвало ваше недовольство?
– Сегодня на большой перемене, ваша сестра ударила Леночку по лицу. Если вы приглядитесь, то увидите розовый след справа. Впрочем, это ни к чему, так как сам факт удара был зафиксирован врачом прогимназии.
– Интересно. – Николай присел так, чтобы оказаться с Аней на одном уровне. – Ты не хочешь ничего сказать?
– Она говорила ужасные вещи. Просто ужасные. – Аня вскинула голову и сжала кулачки так что пальцы побелели. Но глаза её смотрели твёрдо.
– Леночка. – Николай повернулся к дочери чиновника. – А что ты такое говорила? Скажи нам? Ну, не бойся. Я не стану тебя ругать. Всё же уже прошло. – И видя, что Лена продолжает молчать, снова повернулся к Ане. – Может ты скажешь, что именно говорила Лена?
– Пусть она сама скажет! – Выкрикнула Аня. – Весь класс слышал. И наши воспитательницы, и Семён Григорьевич.
– Ну, так что, скажешь, или мне послать за Семёном Григорьевичем? – Николай наконец поймал взгляд девочки и чуть «надавил», чего для первоклашки хватило с избытком.
– Я сказала, что Анин брат, ну то есть вы, – рюриков выблядок.
– Хм. – Николай широко улыбнулся, и легко потрепал девочку за щёчку. – А ты это, наверное, дома услышала, да?
Пётр Семёнович, глаза которого стали размером с пуговицы на пальто, хотел что-то сделать, но ему точно между глаз, над переносицей, упёрся воронёный ствол Громобоя. Вера, державшая оружие, очаровательно улыбнулась, приложив пальчик к губам, призывая надворного советника помолчать, и он бешено захлопал глазами, не в силах кивнуть.
– У папы в субботу гости были, и он громко говорил, что всему корню Рюриков скоро конец, и Белоусовым тоже, в особенности вам. Ну он сказал, что вы рюриков выблядок усыновлённый Белоусовыми. Это я уже потом поняла, что про вас разговор.
– Спасибо. – Николай кивнул девочке, и уже хотел встать, но что-то его остановило. – А за что ты его так не любишь?
Девочка молчала долго. Николай уже решил, что не скажет, но вдруг Леночка вздохнула, и как-то очень по-взрослому посмотрела на Белоусова.
– Он маму уморил. Ей доктор был нужен, а он всё старух каких-то приводил. Они молитвы читали, свечи жгли, по всему дому плошки с водой стояли… Мне потом доктор Маша сказала, что от этой болезни не умирают. Всех вылечивают… В больнице.