Дело чести

Небо сплошь было усеяно «42», но он нигде не видел «Гладиаторов». Два «42» шли ему наперерез, а третий пикировал ему в хвост. Он метнулся вверх, — всего в нескольких дюймах под ним прошли два «42». Третий все еще держался у него на хвосте. Тогда Квейль круто спикировал и в погоне за скоростью открыл дроссель до отказа, чтобы уйти от итальянца. Он не смотрел по сторонам. Потянув ручку на себя, он с воющим ревом мотора вошел в петлю, на вершине ее выровнял самолет и снова спикировал. Он нажал на рычаг газа, но газ был и так открыт, и теперь Квейль знал, что он обязательно настигнет «42». Это был рассчитанный прием, которому их учил Хикки, и он вышел как раз в хвост «КР—42». Квейль выровнял свой самолет всего лишь в полусотне метров от «42», и итальянец не подозревал, что Квейль пристроился ему в хвост. Когда голова итальянца мелькнула в его прицеле, Квейль, яростно нажав спуск, почувствовал тряску и увидел, как его трассирующие пули насквозь прошили итальянца; рука пилота безжизненно вывалилась наружу.

«42» все еще шныряли вокруг. Внезапно Квейль увидел «Гладиатора», который свечой шел вверх, и «42», стрелявшего в него в упор. Квейль сделал переворот через крыло и, не оглядываясь назад, кинулся сверху на «42» и всадил ему в хвост пулеметную очередь. «42» очень резко задрал нос, потерял скорость и начал падать. Когда Квейль выровнялся, он увидел справа раскрывшийся парашют и подумал; не из их ли эскадрильи выбросился кто-нибудь.

Но думать было некогда. Бросив взгляд вниз, он увидел, что идет почти крыло к крылу с «КР—42», который держался немного выше его, но гораздо ближе, чем летят обычно самолеты в строю. Квейль видел лицо итальянца и его недоумевающий взгляд. Итальянец видел лицо Квейля. Они шли совсем рядом; оба инстинктивно оглянулись назад, нет ли кого в хвосте, и продолжали идти прямо, не отрывая взгляда друг от друга, и каждый ждал первого жеста противника.

Время казалось вечностью, а прошло всего несколько секунд… Квейль нажал на правую педаль и прикрыл дроссель, пока его правое крыло не провалилось. Падающим листом он скользнул под «КР—42». Затем дал полный газ, взмыл прямо кверху, и когда брюхо вражеского самолета мелькнуло в его прицеле, он громко выругался и нажал спуск, — он знал наверняка, что попал в цель. Он чуть не врезался в итальянца, но, сделав крен и боевой разворот через крыло, уклонился от «42», который вспыхнул и камнем пошел вниз.

Квейлю казалось, что он остался один.

Справа все небо было усеяно беспорядочно летящими самолетами, но он видел только «42». И вдруг откуда ни возьмись один «Гладиатор» ринулся на двух «42», сверкнул желто-красный язычок огня, и трассирующие пули врезались в итальянца. «42» завис, затем перевернулся и стал падать, но тут Квейль увидел слева «Гладиатора», который начал терять высоту, — по-видимому, с ним что-то случилось. Квейль осмотрелся по сторонам, ища остальных, но мог найти еще трех «Гладиаторов», не считая тех двух, что были поблизости. По серому пятну на правом верхнем крыле он узнал машину Тэпа.

В это самое мгновенье подбитый «Гладиатор», охваченный пламенем, пронесся вниз прямо у него за хвостом. Квейль видел фигуру летчика в кабине, но не мог разобрать, кто это. Одно он знал наверняка, что летчик погиб. Он бросил взгляд вверх и увидел «42», который сбил «Гладиатора». «42» уходил. Квейль хотел броситься за ним, но его опередил Тэп, — он был ближе. Однако «42» сделал иммельман и совсем было уже зашел в хвост Тэпу, как вдруг Тэп сделал самую крутую, самую страшную петлю, какую видел когда-либо Квейль, очутился выше «42», подошел к нему с борта и начал сажать в него одну пулеметную очередь за другой. «42» загорелся и начал падать. Тэп опять сделал петлю, вышел из нее сзади Квейля и поднял вверх руку, сигнал, означавший, что он израсходовал боеприпасы.

Они повернули домой. Их двое — вот все, что Квейль знал пока. Он чувствовал страшную усталость и не стал следить за остальными «42», которые уходили на север. Его не интересовало, сорвали они бомбардировку или нет. Его не интересовало ничто, он чувствовал только усталость. От сильного напряжения у Квейля так разболелся живот, что ему хотелось облегчить желудок тут же, в кабине. Но все же он взял курс на Ларису и стал набирать высоту, потому что во время боя они с пятнадцати тысяч футов спустились до трех тысяч. В пылу драки он забыл о горах, а теперь они вставали перед ним, и очень грозно.

Квейль включил микрофон и крикнул:

— Тэп, ко мне.

— Есть, — ответил Тэп. — Вот так переплет, скажу тебе. Кого из наших сбили?

— Не знаю.

— Как будто Хикки? — сказал Тэп.

— Нет, Хикки так не сбить.

— А Горелля ты не видел? Не видел, сбили еще кого-нибудь?

— Я видел только, как кто-то терял высоту, — сказал Квейль.

— Черт возьми, ну и каша. А на Горелля стоило посмотреть. Он был как бешеный.