Дело чести

Даниил Мантуров Дело чести

«Пей, Подарок» – похлопал я коня по лоснящемуся боку. Он фыркнул и ковырнул копытом белый снег, обнажая бурую кромку проруби. Из-под тонкого льда на меня глянуло распухшее лицо утопленника. От неожиданности я отпрянул и поскользнулся. Конь испугался и ударил копытом, выворачивая кровавую кашу.

«Надо бы сказать мужикам чтоб достали да схоронили. Не пойму чей он. Столько лет уже прошло, как я ушел из дома, шесть или восемь?» – разговаривал я с конем стараясь его успокоить.

Мертвая тишина накрыла меня еще на подходе к родной деревне, только ветер изредка бил по ставням и скрипел распахнутыми дверями. Не дышали печи, только вороны оглушительно вскрикивали на стоящем в поле одиноком дереве.

Во дворах было пусто. Ни людей, ни животины. Дома вычищены, что не унесли бросили тут же. в застывшие кровавые лужи. Вскочив на коня, я бросился к родному дому.

Вывороченные двери сиротливо весели на одной петле. Икона с отпечатком сапога, валялась на полу, вместе с опрокинутой лампадкой. Я помнил, как мать гордилась своим «Спасителем». Заказала художнику на вырученные в городе деньги и даже показывала ее местному священнику.

Капли крови тянулись от центра комнаты по лебяжьему пуху из вспоротых подушек и терялись во дворе. В ворохе вещей, я нашел подаренную матери свистульку и убрал в карман. Хранила – значит ждала.

Я не мог понять на что бандиты позарились, грабя моих родных. Сколько я себя помнил, жили мы бедно. Отец гордился срубленным домом, лошадью и коровой. Обязательно были куры. Пахали. Этого как раз хватало прокормить пять ртов: братьев и сестер. Отец был охотником – бил пушнину и нас учил. Мать ходила в тайгу за грибами и ягодами. Голода не знали, но и зажиточными никогда не были.

Я пошел по домам. Везде одна и та же картина, лишь у бабки Прасковьи подперто с наружи. Постучав и, не получив ответа, вошел в дом. В углу за занавеской кто-то заворочался. Хозяйка совсем стала старая. Я подошел к ней в надежде узнать, что здесь произошло и где все, но она лишь плюнула мне в лицо и отвернулась.

Кто-то кормил парализованную старуху, печь топил. Осталось лишь их дождаться. Скрип двери и шаги разбудили меня. В ожидании хозяев я сам и не заметил, как уснул.

Предо мной стояла девчушка лет восьми с узелком в руках. Увидев меня, она бросила свою ношу и юркнула в дверной проем, я даже не успел поинтересоваться о том, куда пропали остальные.

– Ирод. Забирай все, но Нюрку не тронь. – Бредила старуха.

– Тетка Прасковья, это же я, Гриша. –Успокаивал я ее, а она все тихо плакала.

Дожидавшись утра, я решил выследить ночную гостью. Она могла хоть немного знать о том, что же произошло в деревне.

Под утренним снежком еще виднелись припорошённые следы, которые вели к зимней стоянке охотников. В детстве я частенько бывал здесь с отцом. Землянки надежно защищали и от зверя, и от непогоды.

Звякнул затвор и дуло уперлось мне в спину.

– Шагай давай, красномордый.

– Митяй, – обернулся я и получил прикладом в лоб.

– Гриша! – Услышал я где-то далеко знакомый голос. – Жаль тетка Марья недожила. Ждала тебя очень. А ты в красные подался? Может и деревню нашу им сдал? –Добродушный нотки сменились на стальные. – Шагай, разберемся.

Меня связали и бросили в одну из землянок, перед дверью которой собрался совет:

– Это он нас большевикам сдал, еще и сюда явился, последнее отобрать. Покончить с ним надо. – Говорил Митяй, некогда бывший другом детства с соседнего двора.

– Погодь ты, успеется. Чей он сын? – спрашивал некто старческим голосом.

– Гришка – это, сын Тетки Марьи и Тараса. Несколько лет как сгинул в городе. Думали в живых уже нет – явился.

– Гришка? – Голос затих, – Припоминаю такого. Это не он ли сбежал с отцовскими ассигнациями и в капитаны подался?

– Он. – Подтвердил догадки старика Митяй и оба засмеялись.

– Этот мог и сдать. – Рассуждал старик. – Родителей обокрасть – это вообще страху не иметь. Пойду поговорю с ним.

Распахнулись двери землянки, выпуская наружу клубы пара, через которые показалось знакомое лицо деда Петра.

– Дед Петро, ты что ль не узнаешь меня? Вы все, совсем сбрендили. Я на побывку пришел, перед тем как сборочному отряду примкнуть, а тут такое…– Возмущался я.

– Ах, так ты сборочный, последнее пришел отобрать, нехристь. – Повысил голос дед.

– Я к матери пришел, а там разруха и людей нет. В проруби утопленники плавают, достать некому. Что произошло-то?

– Что произошло? Продразвёрстка произошла. С лета, ироды продохнуть не дают. Все под чистую выгребли и мужиков на работы отправили. Но все мало им. Власти меняются, а простому люду одно горе. Колчак, а что Колчак. Красные хуже врага.

– Не смей дед меня порочить. Я красный. Я за тебя и за мать воевал. Чтоб вы в достатке жили