Дело Чести (СИ)

Вот только что перед князем был умирающий молодой человек, а вот уже перед ним стоит могучий пожилой воин, с горящими алым светом глазами. Но стоило моргнуть, и снова видишь Северского. И такое мерцание стало постоянным.

Писарев его лица видеть не мог, но что-то такое тоже ощутил, так как бросил рукоять меча, и буквально отпрыгнул на пару шагов назад.

А Северский, если это всё ещё он, каким-то невообразимым образом, невозможным даже для самого гибкого человека, завёл левую руку за спину и вытащил из себя чужой меч. Поднёс его к лицу, кажется даже понюхал и брезгливо скривился.

— Перуном благословлённый? Мерзость какая… — глухим, взрослым голосом, со странным акцентом произнёс боярин. Или уже не он? Затем воин, всё так же удерживая в левой руке меч, обернулся к Писареву. И просто спросил: — Ты ударил?

Княжеский боярин, не будь дураком, сразу же активировал водяную «Кольчугу». Он был хоть слабеньким, но всё же Стихийником. Правда Северский, или тот, кто сейчас был вместо него, не обратил на это никакого внимания. Он просто отвёл назад правую руку и, задорно ухнув, дал Писареву по морде. Без обиняков, как в трактирной драке.

Вот только вряд ли кто-то в трактире может похвастать ударом такой силы.

«Кольчуга» княжеского боярина лопнула, ни на миг не замедлив удар. А сам Писарев улетел и с глухим стуком впечатался в стену. По которой и сполз, не подавая признаков жизни.

А «Северский» повернулся к князю, отчего у последнего, кажется, даже волосы на голове зашевелились. Уж слишком жутким был взгляд алых, нечеловеческих, глаз.

— Я Бьёрн Северный, — всё тем же чужим голосом заговорил он. — И я сражался плечом к плечу с Рюриковичами, когда твоего рода ещё даже не существовало. И ты смеешь что-то говорить про то, что мой потомок безродный однодневка? Ты, который посмел поднять руку на гостя, предварительно усадив его за стол?

В этот момент у одного из княжеских бояр, что ранее сидел за другим концом стола, не выдержали нервы. Он создал «Огненную плеть» и попытался ударить Бьёрна. Вот только толку от этого никакого не было. «Плеть» развеялась, не долетев до воина. А сам Северный, взглянув на наглеца, неожиданно метнул в него меч. С левой руки. Но так метко, что оголовье прилетело точно в лоб.

— Я не буду проливать кровь в твоём доме, князь! — громогласно, чтобы было слышно всем, произнёс Бьёрн. — Оставлю это своему потомку. Впрочем, кем бы ни был у вас Великий князь, сомневаюсь, что он сохранит тебе жизнь, после нападения на гостя. Эх, измельчали людишки!

Осуждающе покачав головой, Бьёрн прикрыл глаза. А когда вновь их открыл, то они уже были не алыми, а голубыми и вполне человеческими. Одновременно с этим исчезло и присутствие злобного божества. Правда, ненадолго. Не успел Артём выдохнуть, как снова ощутил присутствие бога. Или, судя по тому, что Северского с ног до головы покрыло золотистое сияние, богини? Жива пришла ему на помощь? Да кто он такой, этот боярин?

Но задать этот вопрос Стародубский не решился даже после того, как Жива «ушла».

Абсолютно целый боярин Северский непонимающе огляделся, задержав взгляд на теле Писарева, и, не произнеся ни слова, шаркающей походкой поплёлся к выходу.

— Что это было, княже? — спустя несколько минут, задал вопрос один из бояр.

— Тень предка, — автоматически ответил до сих пор не пришедший в себя Стародубский. — Я читал, что такое бывает у по-настоящему древних родов.

— И чем нам это грозит?

— Это? — удивлённо посмотрел на боярина князь. — Это ничем. А вот то, что в моём доме попытались убить гостя… Он был прав, стоит Государю про это прознать, и больше не будет ни Артёма Стародубского, ни его бояр. Усадить гостя за стол и попытаться его убить… Нам это не простят! Если не покарает Великий князь, то разорвут другие рода.

— И что же делать, княже? — в голосе боярина послушался испуг.

— Собирать богатую виру и кланяться в ножки Северскому. И молиться всем богам, чтобы никто про это не узнал…

Глава 10

Наказание — не что иное, как признание того, что преступление искуплено.

Кобо Абэ

Умирать было неприятно. Беспокоила даже не боль, которая исчезла вместе с ощущением привычного мира. Страшно было от того, что я всё ещё себя осознавал. И это могло значит лишь то, что ещё ничего не закончилось. То есть, умереть и исчезнуть у меня не получится. Казалось бы — радоваться надо. Но радоваться не получалось.

Во-первых, было довольно обидно, что меня вот так, в гостях, зарезали. Это вообще в голове не укладывалось. Гость священен. Если ты пригласил человека, усадил за свой стол, а потом взял, да убил, то от тебя отвернуться все. И боги, и соседи и даже простые люди будут плевать вслед. Если осмелятся, конечно. Именно поэтому я без особой опаски пошёл в гости к Стародубскому. Знал, что там со мной ничего случиться не может. Потом — да. Но не в гостях. А тут такая вот фигня…