Дело Дантона. Сценическая хроника.

Что тебя огорчает? Затем я и здесь, чтобы тебе, усталому, не приходилось блуждать по городу и чтобы уберечь тебя от заражения. Я тебя шокирую? Нет, нет, chéri[13]: даже если бы ты выбрал слова еще более жестокие, тебе не изменить того естественного факта, что я твоя собственность. Что бы от тебя ни исходило – для меня в этом смысл жизни, а не позор.

РОБЕСПЬЕР (чуть погодя). Мне стыдно за тебя.

ЭЛЕОНОРА. Ты преувеличиваешь.

Вдруг хватает его руку и целует ее. В ответ Робеспьер внезапно наклоняется, берет ее голову и целует ее в губы, жадно и продолжительно.

РОБЕСПЬЕР (проникновенно). Да, друг мой, мне за тебя стыдно, это факт. Но в то же время я не могу не ощущать твоего совершенства… Сегодня, после пяти недель передышки, человек во мне предпринимает робкую попытку пробудиться. Через две недели… ты вновь станешь для меня всего лишь женским телом… под рукой. Ах, и счастливцы же вы, частные люди!.. И до чего жаль тебя, Лео!

ЭЛЕОНОРА. Но эти две недели, Максим, – их ты мне дашь! Ты сам сказал!

РОБЕСПЬЕР (глядя в окно). Две недели… побыть свободным человеком. Две недели… четырнадцать дней… быть этим глупым самим собой, не отвечающим ни за что в целом свете… да еще в это божественное время года…

Увы, об этом нечего и думать. Но четыре дня – гарантирую, слово чести.

Вынимает пилку, подставку и прочие принадлежности и начинает со знанием дела подпиливать ногти.

ЭЛЕОНОРА (почти испуганно). Как… ты полагаешь, что поправишься за четыре дня?

РОБЕСПЬЕР. Я уже и так в порядке. Однако – я маниакально жажду вашей жизни. Болезненно – как пьяница, которому отказано в спиртном…

Раздается стук. Он встает и идет к двери.

ГОЛОС (подростка, который подает корреспонденцию из-за двери). Письма для вас. Вот депеша из Комитета безопасности.

Забыв обо всем, Робеспьер нетерпеливо перебирает письма, стоя у стола. Наконец он вскрывает депешу.

ЭЛЕОНОРА (озабоченно, робко). Максим, ска…

РОБЕСПЬЕР. Тс-с-с, подожди…

ЭЛЕОНОРА (полушепотом). Вот змея!

РОБЕСПЬЕР (музыкально насвистывает хроматическую гамму. Читает еще несколько слов; энергично тряхнув головой). Мои каникулы окончены, Лео.

Элеонора опускает глаза и медленно отворачивается к окну.

(Говорит и читает одновременно.) Через полчаса… я должен быть в Комитете… (Ненадолго поднимая глаза от бумаг.) И принеси мне, пожалуйста, чашку кофе. Если хлеба нет, то ничего страшного.

ЭЛЕОНОРА. Сию минуту.

Робеспьер поднимает глаза и с несколько печальной улыбкой наблюдает за ней, покуда она не скрывается за дверью. Тогда он садится и погружается в размышления, глядя в стену перед собой. Его лицо застывает. Стук в дверь, словно бы отбивающий ритм. Получив односложный ответ, входит Сен-Жюст.

СЕН-ЖЮСТ. Ты пришел в себя – даже встал. Это очень кстати. (Садится, не спрашивая позволения. Робеспьер снова берется за пилку.) Ты получил признание Энделя?[14]

РОБЕСПЬЕР (не отрываясь от своего занятия, взглядом указывает на депешу). А как же. Только что.

СЕН-ЖЮСТ. Теперь ты видишь, что я был прав? Если бы ты развязал мне руки неделю назад, то сегодня все было бы спокойно. А теперь одному Богу известно, что будет дальше.

РОБЕСПЬЕР. Ничего не случилось и не случится. Это всего лишь эбертисты.

СЕН-ЖЮСТ (откидываясь). Всего лишь!..

РОБЕСПЬЕР. Всего лишь. Холостые мины безвредны, даже если и норовят поднять Париж на воздух. Мы распустим Революционную армию, а Венсана посадим в тюрьму. Voilà tout[15].

Молчание. Сен-Жюст критически изучает его.

СЕН-ЖЮСТ. Максим, до сих пор я воздерживался от расспросов, однако ты начинаешь меня тревожить. Откуда эта сомнительная склонность к полу– и четвертьмерам – у тебя?!