Дело длинноногих манекенщиц (Сборник)

– Постоянная. Можно влезть, вбежать или наткнуться на что угодно. С закрытыми глазами.

– Мне это не представляется самым мудрым или научным методом ведения следствия, – промолвила Белинда с сомнением. Ее раскаяние быстро рассеивалось.

– Джимми Дуклос был умен. Самый умный, кто у нас был. И действовал по науке. Сейчас он в городском морге.

Белинда поглядела на меня удивленно:

– И вы тоже хотите положить голову на топор?

– Под топор, моя дорогая, – поправила ее Мэгги рассудительно. – И не говори своему новому шефу, что он должен делать, а чего нет.

Однако сердца в эти слова она не вложила – в глазах стояла тревога.

– Это самоубийство, – упиралась Белинда.

– Да? Переход на другую сторону улицы в Амстердаме тоже самоубийство, во всяком случае, выглядит очень похоже. А делают это в день десятки тысяч людей.

Я не сказал им, что имею основания полагать, что моя безвременная гибель не первая в списке у этих мерзавцев, – не потому что хотел усилить свой героический образ, просто это привело бы лишь к дальнейшим объяснениям, а пускаться в них уже не было никакой охоты.

– Вы не привезли бы нас сюда без необходимости, – сказала Мэгги.

– Так оно и есть. Но пока что за мной ходят по пятам. Вы не показывайтесь. Сегодня вы свободны. Завтра тоже, я только хочу, чтобы Белинда выбралась со мной вечерком на прогулку. А потом, если обе будете хорошо себя вести, возьму вас с собой в неприличный ночной ресторан.

– Приехать из Парижа, чтобы отправиться в неприличный ночной кабак? – Белинда снова развеселилась. – Зачем?

– Я скажу вам. Скажу вам такие вещи о ночных ресторанах, каких вы не знаете. Скажу, зачем мы здесь. В сущности, – добавил я откровенно, – скажу вам все. – Под «всем» я подразумевал то, что, по-моему, им следовало знать, а вовсе не все, что можно было бы рассказать; разница тут довольно существенная. Белинда смотрела на меня с надеждой, а Мэгги с чуть усталым, ласковым скепсисом. Но Мэгги меня знала.

– Прежде всего дайте мне виски.

– У нас нет виски, майор, – в Мэгги иногда проглядывало что-то очень пуританское.

– Ты не имеешь понятия даже об основных принципах разведки. Придется почитать соответствующие книжки, – я кивнул Белинде. – Телефон. Закажи. Ведь даже правящие классы иногда нуждаются в разрядке.

Белинда встала, пригладила свое темное платье, глянула на меня с каким-то странным холодком и сказала медленно:

– Когда вы говорили о своем друге в морге, я приглядывалась, и по вас ничего не было заметно. Он по-прежнему там, а вы сейчас – как это говорится? – беззаботны. Вы говорите, разрядиться. Как вам это удается?

– Практика. Да, и сифон содовой…

Глава 3

Это был вечер классической музыки перед отелем «Рембрандт». Пятая Бетховена лилась из шарманки в таком исполнении, что старый композитор пал бы на колени, вознося небу благодарность за свою почти полную глухоту. Даже с расстояния в пятьдесят ярдов, откуда я осторожно присматривался ко всему сквозь моросящий дождь, эффект был потрясающий. Свидетельством необыкновенной терпимости амстердамских любителей музыки было то, что они не заманили старого музыканта в какую-нибудь таверну и не сбросили его шарманку в ближайший канал. Старик по – прежнему позвякивал банкой на конце трости, чисто машинально, потому что в этот вечер поблизости не было никого, даже портье, который, либо был загнан внутрь дождем, либо любил музыку.

Я свернул в боковую улицу рядом со входом в бар. Никто не таился в соседних воротах, ни в самом входе в бар, да и я не ожидал никого там увидеть. Выйдя по маленькой улочке к пожарной лестнице, я вскарабкался на крышу и отыскал на другой ее стороне карниз, который находился прямо над моим балконом. Выглянув через край, я ничего не увидел, но что-то почувствовал. Сигаретный дым – но не тех сигарет, что производятся одной из многих почтенных табачных фирм, а других, – сигарет с марихуаной. Я наклонился еще сильней, так что едва не потерял равновесия и только тогда кое-что увидал, не много, но достаточно: два носка ботинок, а также полукруг горящего кончика сигареты, видимо, зажатой в опускаемой руке. Осторожно и потихоньку я отодвинулся, встал, вернулся к пожарной лестнице, спустился на шестой этаж, проник внутрь через дверь, ведущую с лестницы, запер ее на ключ, неслышно подошел к двери номера шестьсот шестнадцать и прислушался. Тихо. Я бесшумно отворил дверь отмычкой, которую прежде опробовал, и замкнул ее так быстро, как только мог, потому что сквозняк может развеять дым и это обратит на себя внимание чуткого курильщика. Разве что наркоманы не отличаются чуткостью.

Этот не составлял исключения. Как и следовало предполагать, это был коридорный с моего этажа. Он удобно устроился в кресле, уперев ступни в порог балкона, и курил сигарету, зажатую в левой руке, правая свободно лежала на колене, держа револьвер.

Очень трудно подойти к человеку сзади, даже самый неслышный шаг не гарантирует удачи, ибо нечто вроде шестого чувства непременно заставит его оглянуться; однако есть много наркотиков, притупляющих этот инстинкт, и коридорный курил именно такой.