Дело двух Феликсов

В те годы Лисицкая была еще совсем юной, подающей надежды балериной Мариинки, ей прочили большое будущее, к ней приглядывался сам Ш., да как приглядывался! Но она отвергла его ухаживания – вот еще, женатый мужчина! К тому же как раз в это время на ее горизонте появился Он. Состоятельный, умный, ослепительно красивый человек из общества, его превосходительство Нестор Васильевич Загорский мог очаровать любую даму, хоть даже и кого-нибудь из великих княгинь, но остановил свой взгляд на девчонке, едва закончившей балетный класс.

Разница между ними была в тридцать лет, но она этой разницы никогда не ощущала. Она просто любила его, счастливо и безоглядно, как может любить только совсем юная девушка. И ей завидовали, о, как ей тогда завидовали! Что, как, почему этой девчонке достался Загорский? Воля ваша, но без колдовства тут точно не обошлось!

Она и сама иногда не могла понять, за что ей такое счастье. Увы, счастье длилось недолго и кончилось почти так же внезапно, как и началось.

Подводя итоги, можно сказать, что Ш., которым Светлана пренебрегла, сломал ей карьеру, а Загорский, которого она любила больше жизни, сломал ей саму жизнь. Нет, она не в претензии, и никогда не была в претензии. Загорский не мог принадлежать ей, и никакой из женщин, он принадлежал только своему делу, своей профессии, будь они трижды прокляты – и дело это, и эта профессия!

Нестор не предлагал Светлане замужества, а она сама была слишком горда, чтобы заводить об этом речь. Впрочем, однажды разговор у них все-таки состоялся – это случилось после одной из его обычных долгих отлучек.

– Я не зову тебя замуж, – сказал он тогда, – по одной простой причине. У меня крайне опасная работа, я в любой момент могу просто не вернуться с задания. Да и что за радость связывать жизнь со стариком? Ты молода, красива, впереди у тебя слава, может быть, мировая – а мне уже пятьдесят. Кроме того, неизвестно, сколько мне на роду написано. Ты ведь не захочешь остаться молодой вдовой… А еще хуже будет, если протяну я долго, и старик-муж окончательно заест твою молодость и всю твою жизнь.

Уже позже Лисицкая поняла, что так проявилась обычная мужская трусость, нежелание принимать окончательное решение, а тогда просто проглотила обиду и отошла в сторону. Да, да, это именно она, она сама его бросила, а не он, как шептались врагини ее, а пуще того – ее подруги. Светлана оказалась слишком горда, она поняла только, что он ее не любит по-настоящему и, наверное, никогда не любил, а коли так, то подачек ей не нужно.

Ах, как она была юна и как глупа! Лисицкая не понимала тогда, что мужчины сами часто не знают, что им нужно, и иной раз потребно лишь небольшое терпение и постоянство, чтобы все устроилось. А если терпения нет, то и ничего не будет. Потому что, порвав один раз с мужчиной, особенно таким, как Загорский, обратно с ним не сойдешься. У них, у мужчин, ведь тоже есть своя гордость, хоть и другая, не такая как у женщин. Они не понимают игры, тонкой интриги, они не различают вызова и окончательного разрыва. Загорский, увы, в этом смысле ничем не отличался от остальных. Поцеловал ее в лоб, как покойницу и ушел. А она осталась – рыдать и грызть подушку в полном одиночестве.

Были у нее еще мужчины потом? Разумеется, были. И не оттого, что она была молода и привлекательна, а оттого, что женщине нельзя быть одной. Женщина должна чувствовать рядом тепло, защиту, мужское плечо. Ей надо на кого-то опереться – и тогда она, как Антей[6], сама станет в десять раз сильнее. Значит, мужчина ей был нужен, как точка опоры? Нет, не так! Мужчина ей был нужен как рыцарь в белых доспехах, как спаситель, как любовь. Но ее рыцарь бросил ее и сбежал, а второй такой, увы, больше не появился. Да, впрочем, она и не ждала.

Годами Светлана терпела боль расставания, такую невыносимую, что пару раз пыталась даже покончить с собой, но все неудачно. Может, боялась, может, думала, что нельзя умирать: иначе что же это будет – он останется, она уйдет и никогда больше его не увидит?

Со временем душевная рана, нанесенная Загорским, болеть не перестала, но тревожила теперь не так сильно, просто ныла, как у ревматика ноют кости к перемене погоды. Могла ли Светлана подумать, что любовь и ревматизм – явления примерно одного рода? Увы, увы, очень скоро стало ясно, что время ничего не лечит, но лишь превращает острую боль в тупую и застарелую.

Впрочем, она все же посматривала на Загорского – но так, чтобы он не догадался. Лисицкая знала, что бывший возлюбленный изредка приходит на балеты, где танцует она. Знала и то, что Нестор так и не женился, и от этого в душе ее время от времени вспыхивали какие-то безумные надежды, вроде той, что он до сих пор ее любит и однажды после представления на глазах у всех подойдет, встанет на колено и попросит быть его женой. Или бог уж с ним, с коленом, и бог с ней, с фатой, пусть уж просто скажет, что любит, что жить без нее не может и что им надо, непременно надо снова сойтись и жить так же счастливо, как и прежде.