Дело Джен, или Эйра немилосердия

Дорогая матушка,

Жизнь в (вычеркнуто цензурой) весьма забавна. Хорошая погода, кормежка так себе, компания превосходная. Полковник (вычеркнуто цензурой), наш командир, – придурок, каких мало. Я довольно часто вижу Чет. Ты, конечно, велела мне за ней присматривать, но мне кажется, она сама способна о себе позаботиться. Она выиграла соревнования по боксу среди батальонных дам. На следующей неделе нас переведут в (вычеркнуто цензурой). Напишу тебе, как только будут еще новости.

Твой сын Антон

Антон Нонетот. Из письма, написанного за две недели до гибели

Если не считать одного-единственного посетителя, я была в ресторане совсем одна. Но по иронии судьбы этим посетителем оказался полковник Фелпс.

– Доброе утро, капрал! – радостно сказал он, заметив меня, безуспешно прячущуюся за номером «Совы».

– Полковник.

Он сел за мой столик, даже не спросив разрешения.

– Знаешь, пока меня принимают очень хорошо, – искренне сказал он, взял тост и энергичным взмахом ложки подозвал официанта. – Еще кофе. В следующее воскресенье у нас будет митинг. Ты придешь, я уверен?

– Если только смогу, – вполне искренне ответила я.

– Отлично! – воскликнул он. – Должен признаться, когда мы разговаривали на дирижабле, я уж решил, что ты сбилась с правильного пути.

– Где он пройдет?

– Потише, старушка. У стен есть уши, болтун – находка для шпиона, ну, ты в курсе. Я пришлю за тобой машину. Видела это?

Он показал мне первую страницу «Крота». Как и у всех газет, передовица была почти полностью посвящена грядущему наступлению, которое все считали делом чуть ли не решенным. Последнее крупное сражение состоялось в 75-м, и воспоминания и все уроки той ошибки, похоже, были забыты.

– Я сказал – кофе! – рявкнул Фелпс официанту, который по ошибке подал чай. – Эта новая плазменная винтовка решит все! Я даже собираюсь переделать свою речь и призвать всех, кто захочет начать новую жизнь на полуострове. Начнем вербовку прямо сейчас. Я узнал в офисе министра иностранных дел: нам нужны колонисты, чтобы заселить его, как только русские уберутся.

– Вы что, не понимаете? – устало спросила я. – Это же не конец. Пока наши войска остаются на русской земле, конца не будет.

– Что? – пробормотал Фелпс. – М-м-м? А?

Он подергал слуховое устройство, склонив голову набок, как попугай. Я фыркнула и сбежала.

Было рано, солнце уже встало, но тепла еще не принесло. Ночью шел дождь, и воздух был пропитан влагой. Я подняла крышу машины, чтобы выдуть воспоминания о прошлой ночи и гнев, который вспыхнул во мне, когда я поняла, что не смогу простить Лондэна. Похоже, я никогда не смогу его простить, и это тревожило меня куда сильнее, чем ужасное окончание вчерашнего вечера. Мне исполнилось тридцать шесть. Если не считать десяти месяцев с Филбертом, последние десять лет я была одна. Еще пяток лет такой жизни, и окажется, что я обречена на одиночное существование.

Ветер трепал мои волосы. Я гнала машину по извилистой дороге. На автостраде почти никого не было, машина приятно жужжала. Солнце поднималось все выше, на дороге образовались маленькие очажки тумана, и я мчалась сквозь них, как самолет сквозь облака. Въезжая в клочки мглы, я снимала ногу с газа и снова плавно нажимала педаль, когда выныривала на яркое утреннее солнце.

Деревенька Уэнборо была всего в десяти минутах езды от отеля «Finis». Я остановилась у церкви ВСБ – некогда англиканской – и заглушила мотор, отдавшись долгожданному сельскому покою. Вдалеке слышался ритмичный гул сельскохозяйственной машины. Я не любила тишину сельской местности, пока не переехала в город.

Открыв ворота, я въехала в аккуратно убранный кладбищенский дворик. Подождала немного, затем неторопливо пошла медленным скорбным шагом мимо рядов могил. Я не бывала у Антона с тех пор, как уехала в Лондон, но я знала, что он не стал бы сердиться. Многое из того, что мы ценили друг в друге, оставалось невысказанным. Мы понимали друг друга и в любви, и в жизни, и в юморе. Когда я прибыла в Севастополь в Третью Уэссекскую легкую танковую бригаду, Лондэн и Антон уже стали хорошими друзьями. Антон был приписан к бригаде как офицер связи, Лондэн служил лейтенантом. Антон познакомил нас, и, вопреки строгому приказу, мы полюбили друг друга. Я чувствовала себя школьницей, шныряющей по лагерю ради запрещенных свиданий. Поначалу Крым казался мне огромной бочкой меда.