Он усадил меня в качалку у единственного окна, выходившего в проулок, а сам, покряхтывая, медленно опустился на край кровати и наклонился вперед, по-прежнему опираясь на трость.
- Я хочу поступить по совести. Да только не хочу, чтобы мне от этого стало хуже, чем было.
- Но почему?
- А всякие косвенные следствия. У всего есть косвенные следствия. Попробуйте прожить на пенсию шестьдесят долларов, коли думаете, что это так просто. Одежду я получаю от Армии спасения, и все-таки остаюсь без цента к концу месяца. Иногда Мануэль меня бесплатно кормит. То есть в конце месяца.
- Так Бродмена убил Мануэль?
- Я этого не говорил. Я еще ничего не сказал. Само собой, я хочу исполнить свой долг, но какой будет вред, если я еще и немножко заработаю, а?
- Вы обязаны сообщать властям все, что вам известно, мистер Уинклер. Вам уже грозят неприятности за сокрытие сведений.
- Я не скрываю, а просто припомнил только сейчас. Память-то у меня уже не та.
- Что вы припомнили?
- То, что видел. - Он замялся. - Я думал, что мне за это что-нибудь причитается.
Комнатушка, хитрый несчастный старик угнетали меня, и я сделал жест, который был мне не по карману, - достал пять долларов из своего довольно тощего бумажника и протянул ему.
- Ну, во всяком случае за несколько обедов вы заплатить сможете.
Он взял их со светлой улыбкой.
- А как же! Хороший вы мальчик. И Джерри Уинклер будет поминать вас в молитвах. - Не меняя тона, он продолжал: - Голову Бродмену разбил Гэс Донато. Младший брат Мануэля.
- Вы видели, как это случилось, мистер Уинклер?
- Нет. Но я видел, как он туда вошел и как вышел.
Я сидел тут у окошка, вспоминал былые деньки, и, смотрю, Гэс на пикапе въехал в проулок. Берет из кузова монтировку, засовывает под брючину и тихонько открывает заднюю дверь Бродмена. А через несколько минут выходит с мешком на спине, бросает его в машину и идет за новым.
- Вы не знаете, что было в мешке?
- Нет. Только он был набит битком. И другие тоже. Он еще четыре-пять принес. Сложил в пикап и укатил.
Я поглядел в его выцветшие глаза:
- Вы уверены, что это был именно он?
- А как же! - Он постучал тростью по голым половицам. - Я Гэса Донато чуть не каждый день вижу. А тут особое внимание обратил, потому что ему не положено водить машину.
- Слишком молод?
- Чего нет, того нет. Но условно освобожденным водить машину запрещается. А у него из-за машин неприятностей и так хватало - из-за них-то его и арестовали.
- А Гэс ваш друг?
- Не сказал бы. Вот Мануэль - тот друг.
- Но, по вашим словам, вы с Гэсом постоянно видитесь.
- Верно. В закусочной у Мануэля. С тех пор как Бродмен его турнул на той неделе, он у Мануэля посуду мыл.
- А почему Бродмен его уволил?
- Я так толком и не понял. Что-то из-за часов. Золотых настольных часов. Гэс отправил их куда-то, куда не следовало. Я слышал, как Мануэль спорил с Бродменом в проулке.
Я открыл окно. У задней двери бродменовской лавки о чем-то совещались двое в штатском. Они подозрительно уставились на меня. Я попятился и закрыл окно.
- А вы ничего не упускаете, мистер Уинклер?
- Стараюсь.
3
Я оставил его в бродменовской клетке с Уиллсом, а сам взял такси - мне не терпелось продолжить разговор с Эллой Баркер. Вот только она совсем не хотела его возобновлять.
Когда надзирательница ввела меня в камеру свиданий, Элла даже не подняла головы. Она сидела, положив худые руки на стол, поникшая, съежившаяся, точно птица, утратившая надежду вырваться на волю. Позади нее в зарешеченное окно било предвечернее солнце, расчерчивая ей спину полосками теней.
- Возьмите себя в руки, Баркер. Первый день всегда самый тяжелый. - Надзирательница потрогала её за плечо. Возможно, намерения у нее были самые лучшие, но голос звучал наставительно, почти угрожающе. - К вам опять пришел мистер Гуннарсон, Вы же не хотите, чтобы он смотрел, как вы киснете.
Элла отдернула плечо от её руки.
- Если ему не нравится смотреть, так пусть не приходит. Ни опять, ни потом!
- Чепуха! - сказала надзирательница. - В вашем положении адвокат вам очень нужен, хотите вы того или нет.
- Миссис Клемент, вы не оставите нас вдвоем?
- Как скажете. - И надзирательница удалилась, потряхивая повязкой ключей, точно тоскливыми кастаньетами.
Я сел к столу напротив Эллы:
- Гектор Бродмен умер. Его убили.
Темные ресницы прикрывали её глаза. Она упорно их не поднимала. Мне почудилось, что я ощущаю запах её страха - какую-то едкость в воздухе. Но может быть, это был запах тюрьмы.
- Вы ведь были знакомы с Бродменом?
- Как с пациентом. Таких знакомых у меня не сосчитать.
- А что с ним было такое?
- У него удалили опухоль. Доброкачественную. Прошлым летом.
- Но вы виделись с ним и после?
- Один раз он меня пригласил, - ответила она все тем же монотонным голосом. - Я ему как будто нравилась, а приглашениями меня не слишком заваливают.
- О чем вы разговаривали с Бродменом?
- Да почти только о нем. Он ведь был пожилым человеком. Вдовцом. Все время рассказывал про великую экономическую депрессию. У него где-то в восточных штатах было свое дело. А в депрессию он и его первая жена потеряли все, что успели скопить. Ну все-все.