Даже г-жа Снук… Нет, просто смешно, что он озабочен всем этим. Его ли вина в этом? Если бы он приехал сюда один или с Линой, г-жа Снук окружила бы его заботой. Он ведь умел найти подход к людям! Впрочем, он сделал все, что хотел сделать.
Однако г-жа Снук всячески старалась угодить одному, как она выражалась, старому господину с такими приятными манерами!
Только этого не хватало! Но самое удивительное заключалось в том, что Фершо действительно удавалось производить впечатление приятного человека. Почти совсем седая борода его скрывала асимметричные черты лица, узкие губы, слишком выпуклый подбородок. Было даже незаметно, что нос у него посажен набок.
Так или иначе, но в шевиотовом синем костюме, в неизменной фуражке, с медленными и рассчитанными движениями из-за новой ноги он походил на пенсионера, который ведет неприметную, неспешную жизнь. Говорил он мало. В еде был неприхотлив и ел все, что ему подавали. Нервозность он проявлял, только когда кто-либо, входя, не закрывал за собой дверь.
Случалось, он сам спускался в подвал за углем — ведь именно он чаще всего загружал им печь и регулировал тягу.
— Чувствуется, что ваш тесть много пережил. Я всегда говорю, что такие люди много лучше других. Это сразу видно по глазам.
Старая акула — вот кем он был! Точнее — крокодилом, который позволяет течению нести себя вперед, словно бревно, о чем он так хорошо рассказывал Лине, чтобы произвести на нее впечатление.
— Ты не ешь?
— Я не голоден.
Он стоя проглотил чашку кофе с молоком, а затем спросил:
— Мне идти на вокзал?
Почему было не прихватить с собой Лину? Разве он не имел права пойти с женой? Она же вела себя как член семьи, словно Фершо действительно был ее отцом!
На улице он зашел в кабачок выпить рюмку спиртного. Он поступал так все чаще, особенно по утрам: это придавало ему в собственных глазах больше апломба.
Только, выпив одну рюмку, ему хотелось еще и еще, так что приходилось идти на всякие хитрости, чтобы, отстав от спутников, перехватить в каком-нибудь встречном заведении следующую порцию спиртного.
Он первым прочитал газеты в большом кафе напротив вокзала, где опять выпил. Они еще накануне ждали откликов на пресловутое досье Меркатора. Фершо нервничал, не находя ничего в газетах, и, вероятно, думал, что его враги сумели замять дело.
Сегодня бомба взорвалась.
«Дьедонне Фершо нападает».
«Скомпрометированы бывший председатель Совета министров и другие высокопоставленные лица».
«Где документы?»
Все газеты с разными комментариями воспроизводили информацию, появившуюся в маленькой бульварной газете. Там речь шла о бывшем председателе совета министров, занимавшем раз десять — двенадцать разные министерские посты, ныне — вице-председателе одной парламентской фракции, получившем несколько лет назад крупные суммы от иностранного правительства в обмен на свободу действий своих финансистов в Габоне.
Пока упоминались только инициалы. Приводились цифры. Сообщалось, что корешки чековых книжек и документы находятся в надежном месте.
Во всех газетах лейтмотивом звучало одно и то же:
«Не ожидает ли нас новая Панама?»
Затем следовало несколько ставших традиционными строк:
«Все усилия полиции обнаружить Дьедонне Фершо остаются тщетными. Есть основания полагать, что он находится в Бельгии. По последним сведениям, удалось напасть на верный след».
Наконец, только в одной политической газете с не очень солидной репутацией был задан вопрос:
«Почему медлят с арестом Эмиля Фершо?»
Мишель рассчитался, сунул газеты в карман плаща и направился к набережной. Вскоре он увидел направляющихся к нему тихим шагом Фершо и Лину. Видимо, Фершо рассказывал ей, смешной анекдот: она громко смеялась. Но, заметив мужа, резко оборвала смех. Наверное, вспомнила утреннюю сцену? Боялась его выходки?
— Досье Меркатора опубликовано, — объявил Мишель.
Обычно Фершо поднимался к себе в комнату, чтобы спокойно прочитать газеты. Сегодня, несмотря на важные новости, он продолжил прогулку, лишь задав несколько вопросов. Были ли названы имена? Что и какая именно газета писала? Упоминалось ли о брате? Есть ли о нем что-нибудь в «Тан»? И под каким заголовком?
Он молча выслушал ответы, засунув руки в карманы и приглаживая языком бороду, к которой еще никак не мог привыкнуть.
— Завтра или послезавтра, я думаю, вам придется снова съездить в Брюссель.
Он посмотрел на Мишеля так красноречиво, что тот перевел его слова следующим образом:
«Следует ли мне посылать его в Брюссель? Не воспользуется ли он этим, чтобы предать меня?»
Мишель возразил:
— Я, конечно, поеду, если вы прикажете, но не очень-то стремлюсь к этому.
Призывая мужа к спокойствию, Лина дотронулась до его руки.