Дело Фунтикова

Некоторые враждебные акции, совершенные группой, доказаны. Но многое еще неизвестно, а самое главное-непонятно, по чьему заданию действует Фунтиков, кто им руководит? Не мог же он, человек неглупый, пуститься по своей инициативе на такую авантюру, как создание реакционной партии? Несерьезно!

Значит, надо продолжать разработку. А участники группы пусть творят свое гнусное дело? Так, что ли товарищ Киреев? Главное в работе чекиста-предотвратить преступление, не дать возможности врагам

Советского государства нанести ущерб его интересам...

Но не всегда это удается, как в случае с размножением "воззвания", доставленного Ронским. Рукопись была сфотографирована, а Ронский вернул ее Фунтикову вместе с шапирографом и сказал, что у него изменились квартирные условия и размножать подобные документы он не может.

А разве Фунтиков не может найти другого исполнителя?

В сплавной запани был задержан некто Лобанов, который забивал в бревна трехдюймовые гвозди так что шляпка утопала в сырой древесине и была незаметна глазу. На допросах он показал, что бежал из своей деревни от раскулачивания, а гвозди забивал по указке одного ссыльного с перевалочного пункта, чтобы при распиловке бревен на лесозаводе ломались пилы.

Кто-то подбросил листовки с призывом к рабочим судоремонтного завода объявить забастовку.

А сообщения с лесобиржи и с лесозавода о гвоздях в бревнах продолжают поступать и после ареста Лобанова.

Как предотвратить подобные акты? Оперативных работников в аппарате раз, два-и обчелся. Только бдительность советских людей помогает парализовать действия врагов.

Ждать нельзя, группу надо ликвидировать: арестовать известных ее активистов, а второстепенных, случайных участников предупредить и переубедить.

Далеко за полночь, после доклада Киреева и всестороннего обсуждения, начальник оперсектора Волков дал приказание подготовить план операции.

VII

На первом допросе Фунтиков - бледный и растерянный - высокомерно заявил:

- Показаний давать не буду!

Как все трусливые люди, он, чтобы не показать одолевшего его страха, отчаянно бравировал:

- Я знал, на что иду... Меня предали, но я не выдам своих друзей и соратников... Семя, брошенное мною, даст свои всходы, я в это твердо верю!..

- У вас будет достаточно времени, чтобы в спокойной обстановке оценить свое положение, - миролюбиво говорил Киреев. - Подумайте как следует. Я надеюсь, вы понимаете, какое значение для вашего разоблачения имеет содержание этого портфеля? - и показал на потрепанный портфель, набитый бумагами, обнаруженный на чердаке дома Фунтикова в куче ненужного хлама. В нем были рукописные программа, устав РДПР, устав кассы взаимопомощи, протоколы заседаний "комитета РДПР" и даже "гимн партии".

На другой день Фунтиков предстал на допросе с опухшими глазами, всклокоченной бороденкой и какой-то весь скомканный. Сел на предложенный следователем стул и заплакал. Плакал, уткнувшись лицом в ладони, судорожно вздрагивая всем телом, и казался таким жалким, таким несчастным, обиженным, что, не зная о его антисоветской деятельности, можно было бы проникнуться к нему состраданием.

Киреев подал стакан воды:

- Пейте!

Фунтиков выпил, стуча зубами о край граненого стакана.

- Возьмите себя в руки. Слезы - не мужское оружие. Курите? - Иван первый закурил и протянул пачку арестованному.

- Извините, нервы, слабость... - бормотал тот, закуривая, - Я не спал всю ночь, все думал... Ах, что будет, что будет?.. Я все расскажу, может быть, этим насколько-то искуплю свою вину.

"Ненадолго же хватило твоей храбрости, лидер РДПР", - подумал Киреев и сказал:

- Ни о чем спрашивать я вас не буду. Вот вам бумага, чернила, ручка пишите! Вы ведь хорошо умеете писать. Пишите все, в чем считаете себя виноватым перед Советской властью, перед народом. Пишите о себе и о своих сообщниках.

Долго писал Фунтиков, передавая исписанные листы один за другим следователю. Тот читал, делал какие-то заметки на отдельном листе.

В собственноручно написанных показаниях Фунтиков петлял, как заяц. Он каялся в совершенных ошибках и заблуждениях и клялся, что больше никогда в жизни не сделает ни одного антисоветского деяния, что он уходит "с политической арены". Свои "ошибки" и "заблуждения" называл глупой игрой в политику, конспирацию, нелегальщину, объяснял, что все это делалось скуки ради, что песле выхода из РКП (б) он тяготился политическим бездействием...

Своими сообщниками назвал фотографа Франтова, ссыльного Сизова, парикмахера Абалкина и бухгалтера кооперации Тучина. Но не назвал Ронского и Воронина, известных по материалам дела, не назвал многих других действительно активных контрреволюционеров, но предусмотрительно добавил, что, может быть, кто-нибудь из его сообщников и завербовал кого, но ему об этом неизвестно.

Абалкин и Тучин были допрошены как свидетели.