Дело Габриэля Тироша

Это был вечер, организованный нашим седьмым классом на Пурим. Предшествовали ему шумные выборы главной комиссии по подготовке и нескольких подкомиссий, которые мобилизовали всевозможные таланты для этого большого и разнообразного представления. Готовили маски, карикатуры, заучивали наизусть тексты. Девушки, которых молва считала знатоками в деле угощений, начали обходить магазины, покупая напитки, шоколады, торты и прочие заманчивые кондитерские изделия. То тут, то там, во время перемен ухо улавливало взволнованные обсуждения ученицами класса нарядов, какие следует одевать и какие не следует ни в коем случае. Атмосфера была наэлектризована радостными ожиданиями, и некоторые из учителей считали, что если так будет продолжаться, следует закрыть гимназию до завершения вечера, после чего можно будет возобновить нормальную учебу. Те, которые отнеслись к предстоящему празднику с открытой враждебностью, были наказаны тем, что их на вечер не пригласили. Те же, отношение которых к событию было снисходительным и даже отеческим, удостоились пригласительного билета, украшенного классными художниками. Естественно господин Тирош принадлежал к последним, и как классный руководитель, и как учитель, который при всей строгости соблюдения правил учебы, понимал и наши чаяния.

Пригласительный билет он получил в тот час и в том месте, в котором не получил ни один учитель – на стрельбище, за день до вечера. Ехали мы туда на автобусе до мошава Атарот, и сошли с него в районе холмов, восточнее мошава. После того, как мы изрешетили «священников» пулями, извлекла Айя из кармана билет и торжественно вручила его Габриэлю.

Все мы от души смеялись этому церемониалу вручения, сопровождаемому глубоким поклоном, как будто Айя выполняла некую роль при царском дворе.

«Велика ваша милость, госпожа, – ответил ей Габриэль, полностью войдя в предложенную ему роль, – разрешите ли вы мне великодушно вытереть руки, державшие оружие, перед тем, как я коснусь вашего приглашения?»

Изящным жестом он извлек из кармана желтую тряпицу, словно это был шелковый платок, стер пятна масла с пальцев и принял билет тоже с низким поклоном. Смотрел я на них, ощущая, насколько они подходили друг другу в своем аристократизме, но все же это была игра. Оба играли роль в неком рыцарском спектакле, близком их сердцам. Оба с легкостью исполняли старинные жесты уважения, которых уже не существовало в реальности, очарованные теми прекрасными временами, навеки ушедшими из мира.

Когда девушки появились в нарядных платьях, я понял, что мы уже не в пятом или шестом классах, когда маленькие девочки старались выглядеть женщинами. Ткань, искусно собранная, местами сжатая, местами распущенная по фигурам, подчеркивала зрелость. Я почти не узнавал моих соседок по классу, ребячливых, растягивающихся на школьных скамьях от скуки или усталости, дрожащих, когда учитель задавал им неожиданный и трудный вопрос, от которого они застывали, как загипнотизированные. И вдруг они вытянулись в рост, выпрямили спины и показали всем то, что можно показать. Без всякого колебания, которое отличало их поведение в классе, они двигались от одной группы парней к другой, ловя глубиной несколько затуманенных от внутреннего пламени глаз, обожающие взгляды. В этой их затаенной ловле проступала та цельная и зрелая красота, которую пытаются заполучить в свои сети создатели реклам. До этого вечера я не отдавал себе отчета, какая сила скрыта в талии платья. Но когда появилась Айя с подругами в этих нарядах, я осознал, что они понимают в жизни гораздо больше нас, ребят. Я видел, что здесь выступают не простое украшательство и щегольство, а настоящая женственность, с помощью которой привлекают приглянувшегося парня. Я понял, что платье по фигуре не является роскошью, а тем, что предназначено для существования пола.

2

Часть из присутствующих явилась в масках и карнавальных костюмах, но это еще не был обязательный для современных пуримских карнавалов набор. И тут можно было различить стремления души каждой девушки. Среди них не было видно одиноких, а почти каждая появлялась в сопровождении кавалера, и все вместе они представляли феерическую картину, взятую из истории, литературы, окружающей жизни. Шествовал Гарун-Аль-Рашид, на руке которого повисла Шехерезада, нарядившаяся помидором. Два парня, взявшие на себя роли Антония и Юлия Цезаря, сопровождали Клеопатру. Другая девушка, отличающаяся математическими способностями, оказалась более смелой, нарядившись девицей легкого поведения Наной, героиней романа Эмиля Золя.