Маша остановилась у подъезда, обернулась к нему и крикнула одно слово:
– Подожди!
И после этого забежала в подъезд. Антон, удивленно хмыкнув, остался ее ждать. Такое ясное с утра небо вдруг потемнело, подул, поднимая пыль, сильный холодный ветер, и, озябнув, Антон подпрыгнул, повис на турнике. Хотел отжаться, но ни разу не получилось. Он погрустнел, тяжело вздохнул.
– Совсем форму потерял, – с досадой констатировал он.
Через несколько минут Маша вернулась, принесла книгу, завернутую в газету, сама показала первую страницу. Антон увидел название: «Август 14-го». Это Солженицын! У него округлились глаза, он недоуменно взглянул на Машу. Она приложила палец к губам.
– Только молчок! Ничего не говори, иди домой, даю на два дня! Никому не давать, никому ничего не говорить! Умеешь тайны хранить?
Он кивнул. Маша продолжила:
– Я надеюсь, что это так! Иди, читай настоящее и не грусти! Я рада сделать для тебя что-то хорошее!
И Маша, не говоря больше ни слова, развернулась и ушла в подъезд.
Скачко первым зашел в кабинет, за ним проследовал Боков. Скачко тут же стал набирать номер телефона. По всему было видно, что он нервничает, к тому же с первого раза сорвался номер, и пришлось перенабирать. Он долго слушал протяжные гудки, потом с грохотом бросил трубку. Затем, словно от этого несостоявшегося разговора по телефону зависело все в его жизни, набросился на Бокова:
– Култаков требует от нас план следственных мероприятий по Беркутову. Через два часа жду тебя с планом!
– Это что, теперь наш профиль? – не без иронии спросил майор, и Скачко ожег его резким взглядом.
– Слушай… ты тут не умничай, – начал было отчитывать его полковник, но Боков тут же поспешил исправиться:
– Простите, товарищ полковник, больше не повторится! Разрешите идти выполнять приказание?!
Полковник не ответил, набрал еще раз все тот же номер, вновь услышал длинные гудки и на сей раз уже спокойно положил трубку. Видно, выпустил пары.
– Я отъеду на пару часиков домой, а ты руки в ноги и за работу! Вернусь, детально все обсудим! Там еще один вопросик возник! Так что, когда вернешься, никуда не уходи! Дождись меня. Остальные чем занимаются?
– Все при деле!
Скачко поморщился, снова набрал телефонный номер. Вновь пошли знакомые длинные гудки.
Телефон звонил уже не первый раз, но Маша не поднимала трубку, она лежала на диване и беззвучно плакала. Когда в очередной раз звонки резко оборвались, Маша немного успокоилась, повернулась, увидела на серванте любимую свою фотографию, где они вдвоем с Пашей в Крыму, стоят в обнимку на берегу, такие счастливые и беззаботные. Рядом еще один его портрет, здесь он такой строгий, смотрит из-под шляпы с укором, словно знает про нее что-то нехорошее, постыдное… Этот снимок Маша не любила. Часы на серванте показывали половину четвертого. Маша вдруг поднялась. Прошла к тумбочке, где стоял телефон, сняла трубку, набрала номер. Когда на том проводе ответили, она, даже не здороваясь, просто спросила:
– Мам, можно я к тебе приеду?..
Мать сразу поняла, что с Машей происходит что-то неладное. Забеспокоилась:
– Что-то случилось, доченька?
– Ничего особенного. Все, как всегда, нормально, – попыталась сгладить ситуацию Маша, затем еще раз для уверенности спросила: – Так я могу приехать?!
– Конечно, приезжай! Я тут как раз готовлю праздничный ужин, мы с папой, как в добрые старые времена, собрались отпраздновать твой день рождения. Так что нам будет приятно, если ты приедешь! Угощу тебя твоими любимыми блинчиками с клубничным вареньем.
У Маши на глаза навернулись слезы.
– Уже лечу, мамочка! – И она положила трубку.
10
Тюкая одним пальцем, Ева сидела за машинкой в кабинете директора книжного магазина, когда ворвался ее сын Костя. Подскочил к матери, поцеловал ее.
– Где Босх? – поинтересовался он сразу же после поцелуя.
Ева отодвинула машинку, нагнулась, достала из ящика альбом и передала сыну. Тот сразу открыл его, стал листать и восхищаться.
– Здорово! Все про нас! – Он задержался на иллюстрации под названием «Воз сена». – Ну, сама посмотри, все как у нас. Хапают и хапают, кто больше, кто меньше, но хапают все.
– Ты уж помолчал бы. Не увлекайся, а то мало ли кто услышит, – погрозила она пальцем.
– Ладно, мам, лучше скажи, еще экземплярчик найдется?
Ева, обернувшись к нему, строго заметила:
– В изобразительном отделе, четыре рубля восемьдесят пять копеек, никто им не интересуется!
Костя оторопел, положил книгу на стол.
– А чего ты мне даешь, оставь себе! Я думал, у вас ажиотаж, не достать! – Он порылся в кармане, достал несколько купюр. – Вот, держи, у меня деньги есть, сам возьму сколько надо!
Ева взяла книгу, пожала плечами. Видя, что Костя собрался уходить, остановила его за руку:
– Подожди, сынок, успеешь! Присядь! Я сегодня твоего отца видела!
Костя хоть и присел на стул, но, услышав про отца, поморщился и тут же поднялся.
– Сядь и послушай, – строгим голосом приказала она.
Костя шумно вздохнул, но матери покорился, сел.
– Николай Иваныч не твой отец, не настоящий! Не родной. Пришла пора обо всем рассказать! – У Евы на глаза навернулись слезы.