Дело генерала Раевского

   — Впрочем, надо заметить, что самые дикие, самые оригинальные и самые кощунственные теории появлялись на свет из голов либо дураков, либо душевнобольных, поскольку последние столетия, расширяя круг людей с якобы высоким образованием, вводят в круг интеллектуального общения человечества всё больше и больше именно дураков, которые выдвигают всё больше диких философских и особенно социальных теорий. Именно так думал Николай Николаевич. Правда, он ещё добавлял, что мозг сильный, по какой-либо внешней причине лишённый возможности полноценно трудиться, рождает на свет, как правило, несусветную чушь, которая производит на первых порах и на необразованные массы ошеломляющее впечатление. Именно внешне вроде бы образованные дураки — это могут быть и академики — с лёгкостью подхватывают такие плоды болезненного псевдомышления и к ужасу всего человечества приводят эти теории в действие. Такова теория психоанализа Фрейда, правда, он был совершенно больной человек. Таковы многие энциклопедисты, даже знаменитый Вольтер, который смотрел на мир в зеркало с перевёрнутым изображением. Таков был явный шизофреник Ленин, который метался на грани признаков умственной деятельности и отсутствия оной. А ярко выраженные дураки, но более или менее чему-то обученные, выдумывали чушь для дураков, да такую, что она именно дураками и овладевала в массовых масштабах. Три величайших дурака двадцатого века: Сталин, Гитлер, Мао Цзедун. Я говорю о дураках, которых воспринимали всерьёз. Я не говорю о дураках, которых всерьёз и воспринимать-то нельзя. Это наши любимые Никита Сергеевич, Фидель Кастро и теперешний наш любимый бровеносец. Эти дураки даже не скрывают своей дурости, они кичатся ею. Николай Николаевич считал, что обучение они осваивали только для того, чтобы использовать положительные знания, недоступные им, в обратном смысле.

   — Ты думаешь, этот человек больной? — сказал я.

   — Ничуть, — успокоил меня Олег, — нет, нет и нет. Наоборот. Это абсолютно здоровое животное. Животное, которое видит, что в мире что-то происходит, и пытается понять — что именно. Интеллекта для этого у него не хватает. Но его учили думать, не просто размышлять. Его учили в школе, в институте, в каком-нибудь, может быть, специальном заведении, в которых особенно сильных животных человеческой породы обучают формальным приёмам деятельности разума, каким, как правило, можно обучить даже машину. И вот эти своего рода инопланетяне начинают пользоваться своим умом и своими знаниями на чисто биологическом уровне, имея целью собственное выживание для одной только цели командовать, править другими, подминать их в целях подавления.

   — Какого подавления? — насторожился я.

   — Подавления, — ответил Олег, — подавления личности, которую они понять не в силах, так как она личность, а они просто особи. Этот процесс идёт с момента появления человека. Каин потому и убил Авеля. Но в последние века, так считал Николай Николаевич-старший, этот процесс уже принимает всенародный, открытый характер. Раньше этих действий и побуждений стеснялись, прятали их за своеобразные философствования. А теперь — открыто. Ну как, например, избегали раньше насиловать женщин прямо на улице, а в последние века это становится своего рода доблестью, как и убийство одного человека другим. Или совокупления принародно.

   — Далеко ходить за примером незачем, — поддержал я, — взять хотя бы Бородинское сражение. За двенадцать часов с двух сторон на глазах всего мира самым зверским образом убито было сто тысяч людей. И с той и с другой стороны до сих пор этим гордятся невообразимо.

   — Хотя всего этого можно было избежать задолго до начала войны. Да и война-то сама не была суровой необходимостью, — согласился Олег, — жаль, что он, твой извозчик и дюжий избавитель, не зашёл сюда. Я бы на него посмотрел. Хотя я таких уже видывал.

   — А зачем он тебе нужен? — удивился я.

   — Я думаю, это социально любопытный тип, что-то вроде функционера мозгового центра особого типа. Их пока что у нас мало. Посмотреть же на него любопытно. И ценно даже взглянуть на него: скоро такие типы начнут размножаться и у нас, в нашей беспринципной и безответственной обстановке со скоростью вшей.

   — И что это для тебя значит? — спросил я.