Дело глазника

– Второе – в том случае, если жертва физически сильна. Именно так он поступил с Иваном Непомнящим, бывшим каторжным. В общем, в открытую борьбу убийца не вступает. И все вышеописанное говорит нам о том, что индивид умный, организованный, предусмотрительный и, вероятно, очень уравновешенный, так как совершает убийства в ситуациях крайне рискованных, когда от разоблачения его отделяет буквально хлипкая дверь или появление случайного прохожего. При всем этом он умудряется не оставлять нам почти никаких зацепок. Улик катастрофически мало, показаний свидетелей – тоже. Да по сути, свидетелей у нас вообще нет. Мы движемся в темноте, на ощупь. Не знаем даже, как преступник выбирает своих жертв. Существуют ли какие-то критерии, которые делают того или иного человека для него более привлекательным, или нет? Выслеживал ли он убитых людей заранее или его нападения спонтанны?

– Так что, в морге вообще ничего не нашли? – спросил кто-то из зала.

– Ну не все так печально, – улыбнулся Роман Мирославович. – Немного, но кое-что все-таки обнаружить удалось. Так, к примеру, в бороде последней из жертв – околоточного Дулина – была найдена светло-зеленая нитка, которая дала нам понять, что убийца придушивает своих жертв какой-то тканью. Почему он именно так поступает, пока не ясно. Но так как ни на самом Дулине, ни поблизости никакой светло-зеленой ткани или ткани с рисунком, который включал бы зеленые элементы, обнаружено не было, мы делаем вывод, что эта ткань принадлежала убийце. Также благодаря детальному осмотру ранений удалось установить, что предшествующие смерти травмы – удары по голове неким заостренным инструментом вроде зубила и все дальнейшие манипуляции с трупом, а именно: отрезание головы и изъятие глаз, – подозреваемый производит особым инструментом. Скорее всего, плотницким.

– А чем именно? – снова прозвучало из зала, но голос был уже другой.

Кто именно говорил, Муромцев заметить не успел. Да это было и не так важно. Куда весомее он считал то, что полицейские принимают участие, а значит, их это дело тоже зацепило за живое.

– С глазами убийца управляется предположительно круглой стамеской, а может, ложкорезом…

– Фу ты, паскудство какое.

– Аброськин, следи за словами! – прогудел со своего места полковник Бубуш. Хоть и казалось, что он не слишком погружен в ход событий, а просто дремлет за столом, на самом деле это было далеко от истины. Симон Петрович бдел и внимательно наблюдал за подчиненными. Взор из-под прикрытых век у него был очень острый, как и слух – по звуку голоса он узнавал, кто из его братии заговорил.

– Прошу прощения, ваше высокоблагородие.

– То-то. И не перебивай… Всех касается. А то развели тут птичий базар, понимаешь. Продолжайте, Роман Мирославович.

– Спасибо. Да, так вот… Глаза убийца удаляет стамеской или ложкорезом, а головы отделяет от тела, скорее всего, обычной пилой. Была идея, что это делается, к примеру, саблей или палашом, но края раны не подтвердили эту догадку – слишком рваные и неровные.

– Так и куда ж мы дальше с этим добром? – снова спросили из зала, но голос тут же спохватился и добавил: – Прощения просим.

– Н-да, – с грустью усмехнулся в ответ Муромцев. – Это очень хороший вопрос. Весьма. По сути, направлений у нас, считай, что и нет, потому как и зацепок кот наплакал. Однако наука не стоит на месте и сильно помогает в сыскном деле. Вы слыхали, господа, про такого австрийского специалиста, как Зигмунд Фройд?

В зале кто-то заерзал, но своего знакомства с подозрительным австрийцем не подтвердил. Большинство же полицейских отрицательно покачали головами.

– Ну, это ничего страшного. В сущности, нам здесь нужна лишь небольшая часть его учения, которое гласит, что всякие действия людей, в особенности действия странные и девиантные, обусловлены травматичным опытом. Чаще всего в детском возрасте, но не обязательно только в нем. И из такого взгляда на вопрос у моих коллег родилось две версии касательно жизни и причин поведения нашего индивида. Первая версия: убийца происходит либо близко контактировал с некой религиозной общиной, возможно, сектой. Я слышал, что в округе есть такие – скопцы, прыгуны, хлысты.

– Да, всякие есть, – послышалось из зала, и нестройный гул голосов поддержал говорившего.

– Тихо! – тут же встрепенулся городской полицмейстер. – Загоготали опять. Данишкин… где ты там?

– Здесь, ваше высокоблагородие.

На ноги поднялся широкоплечий крепыш с круглыми щеками и лихо закрученными напомаженными усами. Он больше походил на циркового силача, чем на полицейского. Если бы не мундир, конечно.

– А ну-ка доложи, что у нас по Богоявленскому уезду.

– Так точно. Докладываю: были у нас тут сопуны. Их в народе так прозвали, потому что они сопели друг на друга во время молитвы. Вроде как кто-то там из них прочитал в одном из псалмов «окропиши мя иссопом»… Ну и пошло-поехало. Молились, сопели, скакали как оглашенные, окрестных крестьян к себе зазывали. Но плохого ничего не делали. В проступках каких не замечены, во вредительстве тоже. Да и в последнее время о них даже и не слыхать ничего. Тишина.