Дело государственной важности

Но одно дело – прокурорского, да с ведома его руководства, и совсем другое – авторитета столичного, на разборку прибывшего. Магомеду-Хаджи, конечно, виднее, его ум ослеплен святой борьбой, однако стрелять и резать за московского «вора» будут не его, а Хараева. Руслан сам за священную войну, но подумать о будущем не мешает. В этой стране чем выше положение человека, тем больше крови он может лить, не опасаясь ответственности, – за что вора прощают, за то воришку бьют.

Так что подумать стоит.

Движения на заброшенном кораблестроительном заводе начались задолго до назначенного времени.

Когда-то, как теперь принято говорить – во времена развитого социализма, этот завод выпускал рыболовецкие траулеры, суда малого водоизмещения. Завод процветал, суда строились не только для внутреннего использования, но и для экспортного применения. Их пускали в германский Росток, польский Гданьск, норвежский Варде. Форштевни мининских корабликов в своем каботажном плавании рассекали волны Баренцева, Норвежского, Карского морей и слыли машинами высокого качества. В начале девяностых, когда в стране победила демократия, завод стал хиреть. Кадры поехали в те же Германию и Норвегию ловить рыбу за большие деньги, оставшиеся принялись растаскивать цеха на цветной и черный металл, станки разобрались, кирпич со стен переместился на дачи, стекла – на парники тех же дач, стальные балки – на укрепление подгнивших «маток» частных строений. И неудивительно, что москвич Кряжин назначил Хараеву встречу на территории «недостроенной фабрики». Именно так теперь выглядел просуществовавший пять десятков лет Мининский кораблестроительный завод.

В одном советник оказался прав. Он выбрал именно то место, что уже давно использовалось для подобного рода разговоров. Здесь десятками умирали в неравных боях «правильные» пацаны, решались вопросы отчуждения чужой частной собственности и выяснялись причины наезда «залетных» на чужие владения. Кряжину об том, понятно, было неизвестно, и о заводе он вспомнил случайно, увидев его впервые, когда самолет заходил на вираж для посадки в Мининске. А потому место, избранное им, оказалось привычным для Хараева и его многочисленной банды.

Здесь уже давно были насижены места для снайперов, укрытия для «полка правого крыла», «левого» и «центровых».

И ровно в шесть часов утра по местному времени люди Руслана стали проникать на территорию завода парами и тройками, заполняя привычные для будущей встречи исходные позиции.

Хараев не боялся чужака. Он боялся последствий, которые могут возникнуть в результате неверного с ним обхождения. Будь тот из Кемерова, Омска или Твери, разговор, если бы и состоялся, был бы непродолжителен. На заводе тысячи мест в заваленных подвалах, где стынут кости десятков объявленных ментами в розыск пропавших без вести. Одним меньше, одним больше – какая разница?

Но московский габаритный мужик, расстрелявший дежурную часть РОВД и обещавший «муравейник» из столицы, – дело серьезное.

На часах – семь тридцать, а на завод не ступила нога ни одного из его людей. Это значит, что москвич не готовится заранее. Либо дурак, либо приготовился еще раньше.

Три часа назад Хараев послал в РОВД одного из своих людей.

Тот приехал, зашел в тамбур и посмотрел внутрь, через стекло. За пультом сидел не тот сержант, что был вечером.

– А кто сегодня дежурит? – поинтересовался посланец, постучав в стекло.

– Семенов, – был ответ помощника.

Вчера заступал не Семенов. Заступал Овчаренко. Где Овчаренко?

– А где Овчаренко, дорогой? – спросил посланец Хараева.

Сержант поднял глаза, в которых присутствовало сомнение, что отвечать на этот вопрос следует честно.

– С нами нет больше Геннадия Степановича.

– А когда он будет?

– Никогда не будет, – ответил сержант, вытягивая из-под стола изъятую у сидящего перед ним и вытирающего сопли малолетки бейсбольную биту. – Вы его, суки черные, убили!! Твари!!

Увидев, как сержант с палицей наперевес выбирается из-за стола, посланец успел добежать до своей «Тойоты». Успел сесть. Завести тоже успел. Успел перебросить рычаг переключения скоростей в положение «D». Больше ничего не успел. Металлическая бейсбольная бита, сверкнув в утренних лучах сентябрьского солнца, врезалась в заднее стекло красавицы «Карины» и наполовину залетела в салон.

– Убью гада!! – слышалось сзади. – За Степаныча!.. За человека!..

И бита во второй раз влетела в салон. Но уже со стороны правой двери.

Посланец уехал, так и не успев толком понять, что он выяснил, а что оказалось ему недоступным. Через четверть часа он докладывал Хараеву:

– Он убил их, Руслан. У мента в дежурке сорвалась крыша, он выбежал с битой и разбил мою машину. Кричал, оскорблял, грозил, что они нас всех перебьют. Дырки в оргстекле «дежурки», куда говорить, зачем пришел, перепачканы засохшей кровью. Менты совсем от рук отбились, Руслан.

А за четверть часа до этого Тоцкий, сидя за пультом в тесной ему сержантской форме, выслушивал упреки Кряжина:

– Нехорошо так, Андрей Андреевич. А вдруг человек пришел заявление о преступлении сделать?