Дело государственной важности

– В сто восьмидесятой «хате» четвертый месяц гниет Виктор Николаевич Полозков. Он за Генеральной по двести девятой.[10] Надо бы, командир, случку организовать. На прежних условиях.

– Как вас понимать? – мертвыми глазами глядя на Кряжина, пробасил подполковник.

«Не может быть, – подумал советник. – Неужели опознал?»

– Я вас еще раз спрашиваю, – глядя на хорошо знакомого ему дежурного по тюрьме, проворочал языком он, – вы меня помните или нет?

– Впервые вижу, – ничуть не сомневаясь, ответил подполковник. Увидь подполковник Кряжина через решетку дежурной части «Красной Пресни», его озарило бы быстрее, чем Кряжин вспомнил бы фамилию самого дежурного: «Здравствуйте, Иван Дмитриевич!» Сейчас встреча случилась на пороге его дома, разделяющего суточное дежурство с жизнью вне его. Прервалась ассоциативная связь. – Что вы хотите?

– Мило, – похлопал глазами следователь. – Тогда я объясню. Вчера мне нужно было поговорить с Сагидуллой, и мой человек с ним поговорил. Сегодня мне нужен Полоз, но встреча с ним невозможна, потому что Антон Филимонович забыл, что это именно он может ее организовать. Антон Филимонович, если вы недовольны суммой, так вы говорите об этом. Говорите! Только, бля буду, не делайте вид, что я ошибся адресом. Я удвою ее. Мне важен этот разговор. У Полоза начинаются напряги с Генеральной, и целому ряду людей это не нужно. У вас когда отпуск?

– Ну, в ноябре.

«Есть!» – прокричал кто-то в голове Кряжина.

– Я вижу, вы на хорошем счету у руководства. Шутка. Что делать в ноябрьской России? Наматывать на кулак сопли и ждать лета. Но лето рядом. На Кипре в ноябре плюс двадцать пять.

Кряжин в прошлом году был на Кипре в командировке в декабре, и там было плюс двадцать.

– Турне на двоих на три недели.

– На троих, – с хрипотцой поправил Кряжина Власов. – И шведский стол, а не двухразовое питание.

Кряжин задрал подбородок и погладил кадык.

– Разве это в два раза больше, чем за Сагидуллу? По-моему, это в пять раз больше.

– Я рискую, – теперь голос подполковника стал напоминать одышку туберкулезного больного перед залпом влажного кашля. – Очень рискую. С такой периодичностью меня через месяц возьмут за жопу и открутят голову.

– Антон Филимонович, – сказал Кряжин, возлагая на плечо уже бывшего дежурного руку, – вы завышаете сроки. За жопу, как вы фигурально выразились, вы уже взяты.

Он толкнул его в сторону «девятки», и из нее вышел Тоцкий.

– Надень на него наручники моим именем, – дабы задержанный не сомневался в происходящем, Кряжин толкнул его еще раз. – Очень хорошо, что вы плотно позавтракали, Власов. Порядки вы знаете, поэтому знаете и то, что кормить в «красной хате» ИВС Центрального округа сегодня вас уже не будут.

Он сыграл наобум и сорвал куш. Но никогда еще не был так разочарован от этого. Он видывал разные виды и теперь с непонятным сомнением в душе убеждался в их все большей чудовищности. Что за сомнение терзало его душу? Он не мог ответить на этот вопрос. Лишь полчаса спустя, когда перед въездом в ворота изолятора временного содержания ему пришлось предъявить служебное удостоверение, он не спрятал его по привычке в карман, а с удивлением, словно видел его впервые, разглядел.

А дежурный по изолятору даже не взглянул в корочки – он знал Кряжина почти как близкого человека. Ведь дежурный находился на службе. А потому отождествлять фото с личностью ему не было необходимости. Интересно, а узнал бы он Кряжина завтра, если бы тот нагрянул к нему поутру, да после тяжелой смены?

Глава восьмая

Выражаясь бытовым языком – легче всего «колются» «мусора». Этот феномен объяснить трудно, а подчас невозможно.

Власов манерничал минут пятнадцать. Но чем чаще он говорил о «чудовищной провокации» или выражался более демократично – «недоразумении», тем сильнее на глазах грустнел и старел. Когда наконец стало ясно, что дальнейшее упорство унижает его как человека и (как бы то ни было) офицера, он согласился дать показания.

Готовый к такому обороту Кряжин, годами и сотнями допросов наученный к такой «готовности», мысленно добавил к предстоящему разговору пару часов. Только юный и неопытный следователь сейчас может развесить уши и послушно принимать на веру то, что прозвучит в кабинете. Советник этот рубеж перешагнул давно и в тот момент, когда Власов задумчиво произнес «хорошо…», приготовился отделять зерна от плевел и агнцев от козлищ.

Власов промычал, что его обманули, сунув под нос пропуск, а он, слепой и старый дурак, не рассмотрел как следует. Вот и вся вина. Не сажать же за это! – в самом-то деле… Был «чех» в «Пресне», был, он этого не отрицает. Но как только выяснилось, что пропуск липовый, тут же орлом вознесся на третий этаж и выгнал посетителя прочь!