Дело государственной важности

И во многом — если не в основном! — он связан с человеком, допивающим последний глоток пива в маленьком кафе в осенней Праге.

«Еще немного…» — отрывочно думает Клаус, расплачиваясь за пиво и выходя на улицу. Дождь все идет, и Бертгольд, отыскивая взглядом такси, торопится открыть зонт и плотнее закутать шею шарфом. Только бы не простудиться… Смешно и глупо схватить грипп на пороге успеха.

— Такси! Эй, такси!

Но это не такси. Большая черная машина. «Линкольн», — безошибочно отмечает Бертгольд. Такие дорогие авто никогда не останавливаются на призывы прохожих, жаждущих укрыться от сырости в уютной темноте салона и проделать путь от кафе до жилища быстро и сухим. Клаус готов уже пожать плечами, досадуя на ошибку, но «Линкольн» тормозит у тротуара, и дверцы его, мягко щелкнув, выпускают двоих.

— Пожалуйста, садитесь.

Странная любезность, и Бертгольд настораживается:

— Извините, господа, я искал такси.

— Нет, нет, пан Бертгольд! Убедительно просим садиться!

Двое, вышедшие из авто, отрезали путь назад. Они вежливы и настойчивы.

— Вы ведь пан Бертгольд, литератор? Пожалуйста, не осложняйте положения. Садитесь и поедем.

В машине еще двое. Сопротивляться не имеет смысла. Бертгольд закрывает зонтик, садится. Он спокоен. Почти спокоен.

Все же для декорума он считает необходимым протестовать:

— Это насилие! Куда мы едем? Почему я задержан?

— Вы арестованы, — поправляет его тот, кто сидит рядом с шофером. — Я надпоручник Веселы из контрразведки. С ордером вас ознакомят представители государственной прокуратуры. Они ждут вас.

Бертгольд больше не тратит слов. К чему кричать, что ты гражданин Германии, требовать вызова консула, разъяснений? Все так или иначе станет на места — там, в служебных помещениях II отдела чехословацкого генштаба. Сейчас важнее другое: определить линию поведения. И решить простую и в то же время сложную проблему: признаваться, если предъявят улики, и в чем именно признаваться?

Так и не придя к определенному выводу, Бертгольд переступает порог казенного, строгих форм здания — еще не тюрьмы, но ее преддверия. Трое суток спустя, получив возможность ознакомиться с данными наблюдения, копиями своих донесений в ландесгруппу и Берлин и другими документами, он — теперь уже не в «Линкольне», а в черном автофургоне— совершает переезд в Панкрац[6]. В «одиночку» Бертгольду по его просьбе приносят письменные принадлежности и стопу бумаги: для собственноручных исчерпывающих показаний.

…И еще немало часов проходит, прежде чем в Берлин поступают сообщения об аресте Бертгольда — одно в виде секретной шифрограммы пражской ландесгруппы АО, другое в форме заметки, переданной Чехословацким телеграфным агентством, со ссылкой на газету «Народный вестник» от 8 сентября. Заметка начинается с сенсационного утверждения, что в «обществе немца Бертгольда, арестованного по делу о шпионаже… часто видели молодую красивую… даму». ЧТА называет имя дамы — Эльзе Штилле, возраст — 24 года, профессия — журналистка. По данным самого ЧТА, полученным из надежных источников, Штилле часто приезжала в Чехословакию, была и в прошлом году, останавливалась в «Голубой звезде», в Праге.

…11 сентября 1935 года оба сообщения — официальное и секретное — оказались среди прочих служебных материалов на столе криминаль-ассистента Штрюбнинга, которому начальник берлинского гестапо штандартенфюрер Генрих Мюллер[7] поручил провести расследование в связи с провалом Бертгольда. Штрюбнинг был человеком усидчивым и добросовестным, а по складу ума — аналитиком, и штандартенфюрер, зная эти его качества, счел возможным не давать ему подробных наставлений, а лишь очертить границу задачи.

— Не замыкайтесь на одних лишь подробностях пребывания Бертгольда в Праге и его поведении там. Этим вплотную займутся местная ландесгруппа АО и наши коллеги из политической разведки. Ну и, само собой, абверовцы. На особый же прицел возьмите другое — все, что связано с подготовкой Бертгольда здесь, с лицами, непосредственно занимавшимися разработкой и обеспечением акции, и с его помощницей. Высветите каждый день, прожитый этим Бертгольдом до поездки, и попробуйте отыскать истинный вывод из дилеммы: мог или не мог он предать рейх, добровольно вступив в сделку с врагом.

Утром 18 сентября Штрюбнинг позвонил порученцу начальника гестапо и поинтересовался, может ли штандартенфюрер принять его по известному вопросу. Получив ответ, что Мюллер ждет, криминаль-ассистент вынул из сейфа черный плоский портфель и спустился на третий этаж.

Мюллер принял его немедленно.

Не перебивая, выслушал доклад.

Не высказывая ни порицания, ни одобрения, вывел резюме:

— Я понял вас так, что ни к Вермке, ни к Кристману у вас нет претензий? Ну, а Штилле?

Штрюбнинг хрустнул замочком портфеля, достал несколько листков бумаги и газету.