Дело государственной важности

Шверинг безнадежно махнул рукой и повернулся к приемнику. Включил, настроился на правительственную программу. С минуты на минуту должны были передать очередную сводку ставки, а пока пауза заполнялась маршами. Шверинг прислушался, побарабанил по привычке пальцами о крышку стола. Сказал, понизив голос:

— Боюсь, мы никогда не узнаем, что произойдет с русскими дипломатами.

— Вы думаете?..

— Да, концлагерь! — сказал Шверинг и отвернулся.

Но как вскоре выяснилось, одному из сотрудников советского посольства чудом удалось выскользнуть из мышеловки.

Покинув посольство, дипломат совершил длинный путь по Берлину. У него был адрес одного из антифашистов, и по нему он направился, соблюдая все меры предосторожности…

В посольство дипломат возвратился с ответом из Москвы: меры будут приняты, держитесь, не поддавайтесь на провокации.

Скандальная история с интернированием прогремела по всему миру. Приказ об интернировании отменили. Гитлер потерпел фиаско.

Эльзе удалось стать свидетельницей отъезда советских дипломатов. Подступы к посольству были перекрыты патрулями, но для Штилле гестаповец в штатском, командовавший охраной, сделал исключение. Помог документ из реферата контрпропаганды МИДа, не сданный при увольнении. Проверив удостоверение, гестаповец нашел, что все в порядке, и фрейлейн из спецслужбы была пропущена к посольству. Эльзе стала наискосок, на противоположном тротуаре. Черные машины, сопровождаемые эсэсовским конвоем, одна за другой отваливали от подъезда. За ними последовали «майбахи» с имуществом.

Ночным экспрессом Эльзе уехала в Дрезден.

Фон Шверинг на правах старого друга проводил ее на вокзал.

Стоя у подножки, Эльзе вдруг обнаружила, что всегда подобранный и элегантный Шверинг вдруг как-то постарел. Просторное пальто сидело на нем отнюдь не щегольски, под подбородком нависла болезненная складка. Эльзе хотелось спросить: «Что с вами?» — но вместо этого она приподнялась на цыпочки и поцеловала его в щеку.

— Да-да, — сказал Шверинг невпопад. — Приезжайте поскорее, дорогая.

Поскорее? Она и сама хотела того же. Но что поделать, о Берлине сейчас, в новой и непонятной еще обстановке, лучше было забыть…

Эльзе давно не видела мать и сводного брата. Мать хворала, звала в письмах навестить, хоть ненадолго. Эльзе прочитывала письма и рвала. «Нельзя, — говорила она себе. — Так лучше для нее… в случае чего…»

Сама она давно уже примирилась с мыслью, что разлука с родными — единственный доступный ей способ отвратить беду от близких и дорогих людей. Никаких встреч. Если ей придется погибнуть, мать и брат, не заподозренные гестапо, останутся жить…

— До свидания, Адольф.

Фон Шверинг неловко приподнял шляпу. Волосы у него были совсем седые.

— Прощайте, дорогая.

Таким он и запомнился Эльзе: седой, со шляпой в тонкой руке. Он стоял на перроне долго и все махал, махал, махал…

В Дрездене текучка захватила Эльзе, отодвинула воспоминания. Она исправно составляла рекламные проспекты, подписывала контракты с художниками, помогала концерну делать деньги. Повседневное вращение служебного «беличьего» колеса требовало немало сил, и физическая усталость приглушила в памяти не только остроту разлуки, но и тревогу, связанную с тем днем, когда вдруг не сработал новый «почтовый ящик». Это случилось примерно за неделю до отъезда из Берлина, и Эльзе, подстегиваемая сроками, рискнула пойти на крайний шаг — воспользовалась «аварийным» адресом. Через него она отправила сообщение, что радист, сидящий в конце цепочки, вероятно, провален, добавив при этом, что сами они— Эльзе и Шверинг — непосредственной опасности как будто не подвергаются и просят лишь об одном — срочно наладить новую цепочку.

Товарищи, организовавшие отправку сообщения, предупредили: связь у них односторонняя, и рассчитывать на ответ не приходится. Кроме того, они попросили — и были с точки зрения конспирации полностью правы! — постараться впредь не использовать их канал, единственный, донельзя перегруженный. «Это опасно!» — сказали ей. Эльзе кивнула, соглашаясь: «Да. Я понимаю. Спасибо за помощь».

Остаток недели Эльзе провела, теша себя слабой надеждой, что те, кому она отправила сообщение, успеют прислать курьера. А с ним — все для связи. Но никто не пришел…

Связь!