Дело и Слово. История России с точки зрения теории эволюции

«Обычно доставалось (от царя) среднему и высшему классу, т. е. боярам. В.К. Кантор называет подобный тип общественного устроения демократически-беззаконнным. Попытки установить «законную» демократию М. Сперанским при Александре I и Д.Н. Морис-Меликовым при Александре II в конечном счёте не увенчались успехом. Закон, так сказать, не восторжествовал. Кантор приводит ряд высказываний передовых российских писателей и деятелей, сокрушавшихся по этому поводу. «Не передовые» же относились к такому беззаконию с философским спокойствием. Так, в уставе градоначальника города Глупова Василиска Семёновича Бородавкина читаем: «Ежели чувствуешь, что закон полагает тебе препятствие, то, сняв оный со стола, положи под себя. И тогда все сие, сделавшись невидимым, много тебе в действии облегчит».

На протяжении всего XVIII века и до декабристов включительно высшие слои России пытались установить диктатуру дворянства под вывеской монархов. По сути, императоры назначались дворянами и ими же отправлялись на тот свет. Половина императоров от Петра до Николая II умерла насильственным образом! Замена демократического самодержавия, обеспечивавшего связку «царь – народ», на диктатуру правящего меньшинства, дворянства (позже – партноменклатуры, затем демократической номенклатуры), произошла не в интересах народа. Это особенно заметно теперь, когда правящий демократически-олигархический слой питается не реальностью человеческой жизни, а книжными идеями либерального рынка. И каждый раз мы видим, что правящее меньшинство легко кладёт под себя любой закон, если он не в его интересах.

Об этом писал много десятилетий назад Иван Солоневич:

«Монархия без народного представительства работать не может. Это было ясно Алексею Михайловичу и Николаю Александровичу. Но Николай Александрович поддался теориям государственного права и допустил перенос на русскую точку зрения западноевропейского парламентаризма, который и у себя на родине, в Западной Европе, успел к этому времени продемонстрировать свою полную неспособность наладить нормальный государственный быт. Лев Тихомиров предлагал народное представительство по старомосковскому образцу: Церковь, земство, купечество, наука, профессиональные союзы, кооперация промысла и прочее. То есть представительство, органически связанное с органически выросшими общественными организациями. Вместо этого мы получили монопольное представительство интеллигенции, начисто оторванной от народа, «беспочвенной», книжной, философски-блудливой и революционно-неистовой. В Государственную Думу первого созыва так и попали наследники «Бесов» и Нечаева, сотоварищи Азефа и Савинкова, поклонники Гегеля и Маркса. Никому из них до реальной России не было никакого дела. Они были наполнены программами, теориями, утопиями и галлюцинациями – и больше всего жаждой власти во имя программ и галлюцинаций. А может быть, и ещё проще: жаждой власти во имя власти».