Недели через три после моего возвращения из Одессы в народном суде заслушивалось дело Ирины Гай. По ее просьбе было оно закрытым, но Евгений переговорил с Гай, и она дала согласие на мое присутствие в зале. Вот тогда я впервые и увидел ее. Как и рассказывал Евгений, была она женщиной красивой. Особенно поражали глаза. Большие, карие, они хотя и таили в себе печаль, но больше излучали искренность и теплоту, доверие и расположение.
Мы сидели с Евгением за небольшим столиком, недалеко от адвоката, и внимательно следили за подсудимой. Вела она себя спокойно, отвечала на вопросы судьи, народных заседателей, прокурора и адвоката конкретно, исчерпывающе. Когда же судья предоставил ей последнее слово, Гай, видно было, немного заволновалась. Хрустнула пальцами рук, закусила нижнюю губу, но, взглянув в нашу сторону, вернее, на Евгения, успокоилась и обратилась к суду:
- Свою вину я полностью признаю. То, что взяла государственные деньги преступление, которое я глубоко осознаю и готова понести за него наказание. Если суд учтет те обстоятельства, в какие я попала, когда решилась на это преступление, - буду ему сердечно признательна. И еще раз прошу позаботьтесь о том, чтобы дети и дальше считали нас с Виталием, - взглянула на мужа, что одиноко сидел на стуле в пустом первом ряду, - своими родителями. - Тяжело вздохнула и села. Наверное, боялась расплакаться.
И все же расплакалась. После того, как судья зачитал приговор. А приговор был таким: учитывая чистосердечное признание Гай Ирины Степановны, то, что она совершила преступление впервые в жизни и раскаялась, определить ей меру наказания - полтора года лишения свободы с отбытием срока в колонии общего режима.
Виталий Иванович Гай стал утешать жену:
- Не плачь, Ирочка, не плачь. Не надо. Все будет хорошо, все будет хорошо. Не плачь...
Их слезы, наверное, были слезами горя и радости. Горя, потому что должны расстаться на полтора года, а радости - что суд, взвесив все "за" и "против" в деле Ирины, в какой-то степени защитил ее женские, материнские чувства.
Глядя на этих двух симпатичных, уже немолодых людей, что, не стыдясь, плакали на глазах у членов суда, прокурора, адвоката, нас с Евгением, я искренне, по-человечески позавидовал им. Они влюбленно смотрели друг другу в глаза, утешали друг друга, верили друг другу.
В те волнующие минуты вспомнился мне рассказ Евгения, когда он после проверки последнего показания Гай решил, с ее согласия, сообщить все Виталию Ивановичу. Вызвал к себе и в ее присутствии рассказал. С подробностями, все как было. И подтвердил собранными доказательствами.
Муж выслушал следователя внимательно и, взволнованный, повернулся к молчаливой, не менее взволнованной жене.
- Это все правда, Ира?
- Правда, Витя, - всхлипнула она.
Виталий Иванович бросился к жене, обняв, стал целовать лоб, лицо.
- Ирочка моя, Ирочка, - шептал. - Какое же ты у меня неразумное дитя! Боялась... Да я тебя никогда, слышишь, никогда не разлюблю и не брошу...
Евгений говорил, что эта сцена взволновала, растрогала его до глубины души.
То же самое переживал и я, наблюдая за супругами Гай в суде. Переживал и верил, что любовь - это наивысшее счастье в жизни, она облагораживает человека, делает его добрым. И еще думал - как хорошо, если бы это высокое благородное чувство жило и побеждало в каждом человеке.
14
Прошло полгода.
Как-то поздно вечером мне позвонил Евгений.
- Привет! Пишешь?
- Пишу!
- А как с повестью об Ирине Гай?
- Лежит.
- Не хочешь выдумывать окончание? Ждешь реального?
- Жду.
- Тогда, кажется, ты дождался. Только что мне позвонили из Одессы нашли наконец того шантажиста.
- Да что ты говоришь?
- То, что слышишь. Я завтра же еду. Если хочешь - поедем вместе.
- Конечно, хочу, заказывай билет и на меня. Но скажи хотя бы в двух словах - как его нашли?
- Расскажу при встрече.
Я не стал настаивать, поняв неуместность своей просьбы.
Вечером следующего дня, как и несколько месяцев назад, мы с Евгением ехали в вагоне поезда Киев - Одесса, и он рассказывал мне, как нашли шантажиста Гай.
...Один из работников уголовного розыска Одесского городского управления внутренних дел, майор, пошел в выходной день в театр послушать оперу, главную партию в которой исполнял его друг детства, известный певец, народный артист республики. Как это бывает в больших городах, виделись друзья редко, и перед началом представления майор решил зайти к другу в гримерную. Зашел, а его друг, уже переодетый, сидел в кресле перед зеркалом, и на него накладывал грим средних лет лысый человек, который показался майору очень на кого-то похожим. Майор напряг память и вспомнил: на того шантажиста по делу Гай!