Все четверо переглянулись. Какая-то пожилая дама прошла через холл. Ее тащили за собой пять маленьких чихуахуа с бантиками разного цвета, завязанными на головках. Они с достоинством несли на себе эти забавные хохолки.
– Да. Думая над тем, кому выгодно убийство мадемуазель Адамс, я не мог не провести параллель между этим делом и трагедией, произошедшей в Париже на премьере «Троянцев», – продолжил журналист.
– Я в курсе. Бертран рассказал мне об этом сегодня утром.
– Так вот, создается впечатление, что всякий раз, как у мадемуазель фон Штадт-Фюрстемберг есть причина опасаться сравнения не в свою пользу, вмешивается какая-то внешняя, убийственная сила, меняющая ситуацию и делающая из нее возвышенную мученицу.
– Гм-м, допустим, милостивый государь, что вы нашли мотив преступления. Но не думаете ли вы, что ваша дива подвергает себя огромному риску для достижения своей цели?
– Если говорить о нормальном человеке, то тут вы правы, Билл, – вмешался доктор. – Но если мы имеем дело с помутившимся разумом, то такое вполне возможно. Уверен, будь здесь доктор Джонсон, он согласился бы со мной.
– Очень тронут, Жан-Люк! Мой брат, вероятнее всего, придерживался бы такого же мнения. Вот только, – вновь обратился он к журналисту, – имела ли ваша подозреваемая физическую возможность совершить все это?
– Что касается Лондона, то это предстоит проверить. Но в Париже – несомненно, – ответил критик. – На сцене она умирает в конце второго акта. Таким образом, три последующих акта предоставляют ей время, необходимое для подмены бутафорского кинжала настоящим, которым соперница по-настоящему убьет себя, если все пойдет по намеченному плану.
– Кстати, она чуть было не добилась своей цели, ведь мне с трудом удалось спасти Эрму Саллак. Ударь она себя несколькими миллиметрами выше, все было бы кончено, – уточнил доктор.
– Эй, эй… успокойтесь! Вы оба говорите так, будто мадемуазель фон Штадт-Фюрстемберг уже признана виновной. Не забывайте, что это всего-навсего предположение! А ты как считаешь, Бертран? Ты допрашивал эту дамочку в рамках расследования, не так ли?
– Конечно. Но если говорить откровенно, ни один след не вел к ней. А еще откровеннее – должен признать, что я вообще не нашел никаких следов. Исходя из этого, я склонен разделять мнение месье Лебраншю. Не знаю, виновна ли Сара, но мне сдается, что есть странное сходство между событиями в Лондоне и Париже.
– Это могло быть и чистейшим совпадением.
Замечание инспектора Джонсона было встречено молчанием. Он откашлялся и продолжил:
– Так как в моем досье еще ничего нет, можно попробовать углубить ваши предположения: по крайней мере это даст мне отправную точку для расследования! Но не очень-то обольщайтесь: все это слишком натянуто. В любом случае допрос вашей подозреваемой мной предусмотрен; я жду, когда она оправится после вчерашнего недомогания.
– Не меняйте ваших планов, инспектор. Я увижусь с ней во второй половине дня под предлогом написания статьи о ее карьере. Со мной она будет не так осторожна в своих высказываниях. Может быть, мне удастся заполучить кое-какую информацию; я передам ее вам.
– В котором часу у вас встреча?
– Я приду к ней к пяти.
– А почему бы нам после этого не поужинать вместе? Я приглашаю вас в индийский ресторан недалеко отсюда, – предложил Бертран, вставая.
– Отличная мысль, – согласился Эрнест, направляясь к вешалке за плащом.
– Я тоже не против, – поддержал его Жан-Люк, надевая свой плащ. – Обожаю индийскую кухню.
– Итак, отправляемся на ловлю информации. Я иду в Оперу, надо бы выяснить один-два пункта. Мне сказали, что костюмерша мадемуазель фон Штадт-Фюрстемберг, некая Джейн, должна появиться там, чтобы привести в порядок костюмы Кармен. Встретимся здесь в восемь часов.
Эрнест Лебраншю поблагодарил за приглашение и проводил до двери тех, кого уже считал своими осведомителями, потом взглянул на свои часы: времени в обрез, успеть бы поймать такси, чтобы не опоздать на так называемое интервью. Головная боль прошла. При других, менее трагических, обстоятельствах он бы бурно выразил свою радость: так он был доволен тем, что поиграет в детектива-любителя!
22