Дело хромой канарейки

— Чаще всего наличными суммами от пяти до пятнадцати тысяч единовременно.

— Они сдавались лично Вальтером Прескоттом?

— Насколько мне удалось выяснить, да.

— Благодарю, — сказал Мейсон.

— И если вам в дальнейшем понадобится наша помощь, мистер Мейсон, обращайтесь прямо ко мне.

— О’кей, — сказал Мейсон, опуская трубку на рычаг. — Сильно сомневаюсь, что мы завтра сможем уехать, Делла.

— Почему, шеф?

— Появилось еще одно усложняющее обстоятельство, которое мы упустили из виду и которое мы должны ликвидировать до того, как расстанемся с Лос-Анджелесом.

— Почему так необходимо это ликвидировать?

— Потому что любая криминальная проблема, которая не отвечает на все вопросы, не может являться ее решением. Теперь я понял свою ошибку: я обращал слишком много внимания на тех людей, которых подозревает прокуратура, совершенно забыв о жертве. А между тем, Делла, в конечном итоге успех решения любой криминальной загадки заключается в восстановлении всех деталей жизни жертвы. Вернее сказать, образа ее жизни. Здесь мы находим мотивировку, ну а мотивировка — разгадка всякого убийства.

Вообще-то у любого человека есть враги. Иногда это просто недруги или соперники по бизнесу. Чаще — личные враги. Люди, которые делают печальную физиономию и вздыхают, когда им говорят, что с человеком стряслась беда, но в душе при этом они ликуют. Для них величайшее наслаждение — сама подготовка убийства. У подобного человека, как правило, накапливается годами патологическая жестокость, безрассудная решимость при полном отсутствии фантазии.

— Отсутствие фантазии?

— Не знаю уж почему, но так всегда бывает. Мне кажется, что люди, наделенные воображением, могут себе ясно представить страдания других и потому им сочувствуют. В то время как человек, лишенный воображения, не в состоянии представить себя на месте других. Такие люди рассматривают жизнь только со своей собственной колокольни. Убийцы, как правило, хитры, но не оригинальны. Эгоистичны и упрямы в достижении поставленной перед ними задачи. Ты ведь понимаешь, что я говорю о спонтанных убийствах, совершенных под наплывом сильных эмоций.

— Почему вы не допускаете, что и данное убийство относится к этому типу?

— Я не могу этого допустить, потому что тогда мне пришлось бы признать, что на курок нажала Рита Свейн. Другое дело, насколько оправдан был такой поступок.

— Будете ли вы ее защищать, если она действительно виновна?

— Все зависит от того, что ты понимаешь под словом «виновна». Я квалифицирую преступления не всегда так же, как окружной прокурор. Для меня моральная провокация…

— Шеф, — перебила его Делла, — может, вы лучше все-таки займетесь упаковкой своего чемодана?

— Не сейчас. Мне нужно обдумать все заново. Давай-ка вместе внимательно подумаем о личности убитого Прескотта. Кто такой этот Вальтер Прескотт? Сразу можно сказать, что это был нелюдимый эгоист, жестокий и беспринципный. К тому же весьма хладнокровный. То есть человек такого склада, который сам способен пойти на убийство.

— Но убийство-то совершил не он, а как раз наоборот.

— Это как раз и есть самая непонятная часть всей истории, Делла. По всем параметрам он должен был быть преступником, а не жертвой. Конечно, это звучит нелепо. И даже парадоксально, но убитый человек является не жертвой, а убийцей. Если мы подойдем к делу с таких позиций, то тем самым шагнем гораздо дальше позиции самой полиции: они никогда не додумаются до подобных дедуктивных рассуждений.

— Да, — улыбнулась девушка, — до такого парадокса, разумеется, больше никто не додумается.

— Итак, предположим, Вальтер Прескотт — убийца. Джексон Браун, он же Карл Паккард, видел в окне дома Прескотта нечто, не относящееся к гибели Вальтера Прескотта, но имеющее непосредственное отношение к убийству, совершенному самим Вальтером Прескоттом.

— Могу дать голову на отсечение, шеф, но никто не будет рассуждать так, как рассуждаете вы.

— Это действительно выглядит неразумно с первого взгляда, но все же во мне все больше крепнет уверенность, что я стою на правильном пути. Понимаешь, у меня вдруг совершенно исчезло ощущение, что я плутаю в потемках. Сделаем следующий шаг. Поразмыслим, кто же мог быть жертвой. Если уж Вальтер Прескотт действительно кого-то убил или пытался это сделать, то это… Подожди минуточку, Делла! Великий Боже!

Мейсон снова пустился равномерно вышагивать по кабинету. Минут через пять он замер на месте и медленно заговорил:

— Знаешь, Делла, если мои предположения оправдаются… Кто-то настойчиво постучал в дверь.

— Открой, Делла, это Пол Дрейк. Посмотрим, с чем он явился.

Девушка оттянула задвижку на двери.

— Алло, люди! Чем заняты? — с веселой улыбкой поинтересовался детектив.

— Шеф тренируется в новом виде логики, — ответила Делла. — Это нечто потрясающее. Сразу же разрешает тайны всех убийств и прочих преступлений. Согласно этой новой концепции, вы, Пол, входя в комнату, должны быть человеком, выходящим из нее.