Дело, которое нужно закончить

— Ну, ты… давай… держись, — расплылся в улыбке Рябов.

— Мне-то что! — воскликнул Рома. — Ваша любовь — не моя…

Радостно-нахальная физиономия Ромы будто говорила: все будет хорошо, босс!

10

Вторник (обед)

Вот так и получилось, что Рябов почти опоздал, поэтому чувствовал себя неуютно. Уланин, познакомив их с Зенченко, постоял молча несколько секунд, переводя взгляд с одного на другого, а потом вежливо проинформировал:

— Дел у меня много, так что я присяду перекусить, а если что-то…

Рябов кивнул:

— Все хорошо, Алексей Романович, надеюсь, не побеспокоим. — И повернулся к Зенченко: — Кофе?

Веранда, на которой они находилась, располагалась на другой стороне от входа в ресторан, и смысл такого размещения Рябов понял, когда Зенченко выложил на стол сигареты, улыбнулся и сказал:

— Тут — спецзона, — закурил и добавил тем же тоном: — Правда, нет никаких гарантий, что нас не прослушивают, поэтому каждый сам отвечает за свои слова…

— Думаете, могут слушать?

Зенченко пожал плечами:

— Сегодня нет всесильных, значит, нет никаких гарантий.

Рябов промолчал, не зная, чем ответить на этот афоризм, а Зенченко продолжил неожиданно и довольно напористо:

— Должен признаться, к первой встрече с вами я был не готов, да еще выяснилось, что вы, как говорится, не снизошли лично. Но теперь-то весь Город переполнен рассказами о том, как вы построили всю прокуратуру области по стойке смирно.

Зенченко демонстративно спокойно, медленно и аккуратно затушил сигарету и продолжил, чуть снизив накал:

— А еще вы устраиваете встречи с сотрудниками профессора Доброхотова, интересуетесь, чем они были заняты, говорите о своем намерении продолжить его дело и финансировать все мероприятия.

Зенченко снова помолчал, видимо ожидая реакции собеседника, а не дождавшись, завершил напористо:

— Спрошу прямо: зачем вам архив профессора Доброхотова?

Теперь улыбнулся Рябов:

— А что… Мне нравится, когда вот так прямо, без предисловий и сомнений! — на несколько мгновений уперся взглядом в Зенченко и заметил: — Это развязывает руки… — еще помолчал и спросил: — Встречный вопрос: вам он зачем, этот самый архив? И какие, собственно, у вас на него права?

Реакция Зенченко его удивила. Тот облегченно выдохнул, расслабленно откинулся на спинку стула и, внимательно глядя на Рябова, заявил:

— Так я ведь и встретиться-то хотел, чтобы все наши возможные разногласия свести к минимуму. Дело в том, уважаемый Виктор Николаевич, что в последние восемь лет профессор Доброхотов проводил исследования по нашему проекту с соответствующим финансированием и иной поддержкой, так что… — Он многозначительно замолчал, следя за реакцией собеседника.

Но Рябов совершенно спокойно обозревал пространство веранды, а потом знаком подозвал официанта и, глядя на Зенченко, снова заговорил:

— Кофе, пожалуй?

Когда официант отошел, Рябов предложил:

— Насколько я знаю, Уланин все объяснил при первой встрече, и меня удивляет возвращение к теме, которая закрыта, так что кофе обеспечит нам максимум того времени, которое нужно для того, чтобы закрыть вопрос.

— Вы имеете в виду посмертное письмо Доброхотова? — спокойно спросил Зенченко, помолчав после монолога собеседника.

— Да, то самое письмо, в котором все сказано, и это — первое!

Рябов поднял указательный палец:

— Второе: вы утверждаете, что Доброхотов выполнял ваши задания восемь лет? Но восемь лет назад мы с ним работали настолько тесно, что я знал обо всем, чем он занят или намеревается заняться.

Зенченко перебил:

— Ну, значит, теперь вы будете лучше понимать, как Доброхотов умеет молчать…

Внезапно Рябов вспомнил, как почти то же самое сказала Нина, и что-то его кольнуло: странное совпадение.

— И потом… Виктор Николаевич… При всем уважении и к вам, и к Доброхотову, его письмо вам — дело частное, можно сказать, душевное, а наши с ним отношения были оформлены совершенно официально, есть документы, есть финансовые ведомости, которые будут предъявлены при первом же официальном запросе.

Зенченко внимательно посмотрел на Рябова и добавил:

— Хотите, чтобы ваш Уланин посмотрел эти документы?

— О чем ваш договор? Каков предмет?

— На слово поверите? — усмехнулся Зенченко.

— Для начала — да, — кивнул Рябов, — а потом посмотрим…

— Денис Матвеевич был человеком ответственным, поэтому, как и предусмотрено договором, каждый год представлял отчеты о проделанной работе. Правда, — усмехнулся Зенченко, — должен признаться, что сами отчеты, то есть, грубо говоря, бумажки, мы не требовали передавать нам, хотя это и предусмотрено договором. Нам важен был результат трудов Доброхотова и его мнение по этим вопросам.

Зенченко внимательно смотрел на Рябова, потом сказал: