— Мой первый кофе, приготовленный в новом доме, — гордо объявляю я, глядя как Шон уплетает конфеты. Жаль, что мне больше нечем его угостить…
— И это все, что ты купила на гонорар с проекта? — спрашивает он, оглядываясь.
— Не забывай про медицинские расходы и то, что я иностранка. Мои болезни стоят дорого. Да и, вообще-то, я не хотела ничего другого. Эти стены мои, — оглядываюсь я. — В них мне комфортно. — Я улыбкой осматриваю свою будущую кухню. Уже знаю, что и как здесь будет. Я знаю, что это будет лучшим местом во всей моей квартире.
Но когда смотрю на Шона снова, радости на его лице не наблюдаю. Такое впечатление, будто он… злится? И тут я понимаю, что на часах уже пять, и он может уйти, а я не хочу, чтобы это случилось.
— Шон… — начинаю я, набравшись мужества.
— Мне нужно идти, — решительно произносит он, и у меня отвисает челюсть. Не глядя на меня, Картер напяливает рубашку, раскатывает рукава… Думаю, славно, что у меня нет в руках колющих и режущих предметов. Когда я выхожу в прихожую, меня аж трясет от обиды. Отпираю дверь и широко ее распахиваю.
— Спокойной ночи. Спасибо за помощь, — в любой ситуации сохраняй лицо — так мне мама говорила. В некотором плане она очень мудрая! Но я ее советам, видно, следовать не в состоянии!
— Спокойной ночи, Джоанна.
И… уходит. Это что вообще было?! Я смотрю на закрытую дверь. Не понимаю. Сегодня Шон был со мной, в моей квартире, но он буквально отказался со мной переспать! А ведь я хотела, несмотря на операцию, Ребекку Йол и отнюдь не радужное прошлое. Черт, я была согласна даже вернуться. Ну, может, не жить, но… встречаться. С таким Шоном, каким он, казалось, стал. С Шоном, который подарил мне кольцо, проект, закрыл дверь аудитории… и даже… даже повесил люстру и подключил плиту! Но все так радужно!
Как я уже говорила, ожидания оправдываются далеко не всегда. Иногда от них становится очень грустно. И квартира, только-только освещенная, потеплевшая, вдруг становится пустой и тусклой. Ухожу в ванную и встаю под горячий душ. Он смоет с меня соль и разочарование. Но этого не происходит — едва струи воды касаются моей кожи, я начинаю заливаться горючими слезами. Неужели он помог мне только потому что его раздражает мое присутствие в офисе Бабочек? Рыдания душат. Я запрокидываю голову. И… не становится легче, ведь сегодня воплотился в жизнь мой самый страшный кошмар. Его зовут Ребеккой Йол.
Если вы думаете, что утро принесло мне облегчение, то глубоко заблуждаетесь. Мое лицо опухло от слез, и приходится что-то с этим делать. А еще закончился кофе. Разумеется, чтобы вернуть себе хотя мы частичку утраченного самолюбия, я одеваюсь в элегантный костюм и туфли на самом высоком каблуке, который у меня имеется. Однако, когда спускаюсь на парковку, обнаруживаю, что колесо спущено. То есть в своем элегантном костюме я лезу за компрессором. Разумеется, под ногтями становится черно от грязи. Это так обидно, что хоть снова плачь!
И автосервисы забиты под завязку. Один, второй, третий. Не могу же я на пробитой покрышке кататься по всему Сиднею в поисках местечка, где трава зеленее? Останавливаюсь около четвертой по счету мастерской. Захожу в помещение, а там… едва есть где стоять, не говоря уже о сидячих местах. И когда я вижу, сколько здесь смеющихся, бегающих и плачущих детей, меня охватывает паника. Кажется, тут сплошные мамаши с чадами, которых некуда девать. Все, что я могу в такой ситуации: не разрыдаться в голос. Кажется, против меня ополчилось все на свете!
— Меня трогать только в том случае, если вы хотите собственной смерти, — кричу я, влетая на кафедру. — Это не день, а катастрофа!
Туфли летят в сторону, и я встаю босыми ногами на пол. Линолеум вовсе не холодный, но мои ноги так горят, что он кажется ледяным.
— Конелл, что с тобой?
— Я ненавижу машины, детей, туфли и исчерпаемость кофейной материи и… — Шона Картера! Ублюдка эдакого. И шлюху эту его! Молчать! — И пойду спрыгну с моста… Но мне ведь даже это не поможет, потому что я слишком хорошо плаваю!
— Но это же хорошо, — миролюбиво говорит Роб, пытаясь меня успокоить.
— О нет, я не утону. И не застрелюсь, ведь я не смогу зарядить пистолет, даже если его найду.
И не повешусь, так как пока вяжу узел переломаю ногти и растеряю всю решимость. Ну что я за розово-пушистое бесполезное создание? — В этот момент раздается эпичный всхлип, после которого по моим щекам начинают течь все слезы, которые я ухитрилась сдерживать… аж с семи часов утра. Браво, Конелл. Ты просто умница!
Не выдержав внимания коллег, я ныряю под стол, не переставая всхлипывать. Ну теперь они хоть меня не видят. Слышу, как открывается дверь. Только бы не Картер, только бы не Картер! Наклоняюсь еще ниже, выглядываю из-под перегородки, кроссовки. Уф, это Каддини!
— Хм, туфли Док есть, а самой Док нет. Где она? — задумчиво спрашивает итальянец.
— Рыдает под столом, — услужливо сообщает секретарша.
— Что? — ошарашенно переспрашивает он.
— Ты что, оглох? Она рыдает под собственным столом. Не делай вид, что ты удивился, это же Конелл.
— А почему она рыдает?