Дело кролика

— Вот ведь до чего медицина у нас дошла, Любонька, — с мировой скорбью в голосе оповещала тетя Аня, — совсем уже нет ни внимания к людям, ни уважения. Прихожу я сейчас к студенту этому, к Артему, говорю: «Посмотри-ка, милый, что-то ноги у меня уже не те, что раньше». А он говорит: «Вечером, тетя Аня, обязательно зайду, посмотрю», будто некогда ему. А у самого — дым коромыслом; и ведь сидят все — будущие медики, и никому никакого дела до старого человека!

Жертва равнодушия трагически хрустнула карамелькой.

— Тетя Аня! Уж Артем-то вам всегда уколы делает и за бесплатно.

— А это — его прямой долг, милая, — сурово объявила бедная пенсионерка, прикладываясь к кофе, — он для этого клятву Гиппократа давал.

— Вы этой клятвой Гиппократа участкового попробуйте вызвать!

Старушка упрямо разглаживала блестящую карамельную фольгу.

— Нет у нас ни внимания к людям, ни уважения…

Чтобы не терять время, Любка начала мыть полы. Тетя Аня продолжала жаловаться на грядущий конец света и между делом замечала:

— А ты не ленись, милая, как надо делай! В углу прошлась бы тряпочкой! А то жалеют себя…

Тетя Аня ушла, и Любка поставила на плиту суп и начала прокручивать мясо на котлеты. Скоро — забирать из садика шестилетнюю Настю, а на балконе к тому времени проснется Антоша — третий ребенок в семье — залог получения отдельной квартиры. Первый из детей — Мишенька уже очень давно ушел за «Белым Аистом»…

Налегая на ручку мясорубки, Любка включила приемник:

— …Вся власть в стране переходит к Государственному комитету по чрезвычайным происшествиям, сокращенно ГКЧП. В программу действий Комитета входит прекращение экспансии иностранного капитала на территории СССР и восстановление Советского Союза в его прежних территориальных границах…

Как всегда с неуместной резвостью из территориальных границ вышел бульон. Залив плиту, он успокоился. Любка помянула бульон по матушке, принялась убавлять газ, доливать кастрюлю водой и озабоченно соображать, «что бы дать пожрать этой Светкиной проглотке». На кухне некуда было деться от громоподобной интонации диктора. Любка двинула по тумблеру, чтобы приемник заглох, но досталось переключателю радиоволн. Средние смолкли, но длинные безапелляционно заявили:

— …ГКЧП будет проводить решительную борьбу с процветающими в стране порнографией и падением нравов среди молодежи. Государственный комитет по чрезвычайным происшествиям считает своим долгом оздоровление общественно-политического климата в стране и неукоснительное следование ленинским традициям…

Любка в сердцах завертела колесиком, ища другую частоту. В какой-то момент сквозь политическое громогласие прорвалась приятная музыка из «Лебединого озера». Успокоившись на этом, Любка сварила овсянки, намешала туда сырого фарша и выпустила из комнаты Мулю.

Муля вошла со степенным и даже немного оскорбленным достоинством. Ощерив зубки, она выела из овсянки весь мясной фарш и, переваливаясь, затрусила к двери. Глаза у нее поблескивали, как от маслица.

Любка со вздохом поменяла рабочий халат на не очень замызганный, затянула на Муле ошейник и вышла с ней во двор. У подъезда стоял Артем сотоварищи и Валентин Сергеевич — сосед с четвертого этажа. Все курили.

— Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, — говорил один из эскулапов, когда Любка выходила из парадного.

— Подождите, Саша! — непонятно нервничая и отчаянно разминая сигарету перебивал Валентин Сергеевич. — Не стоит так сразу… Может быть, общая ситуация изменится к лучшему… Вот вы представьте себе; я кандидат наук, имею публикации, а зарабатываю меньше, чем какая-нибудь студентка, которая приходит ко мне на пересдачу. А она просто девочка на телефоне в кооперативе.

— Я не знаю, сколько вы теперь будете получать, Валентин Сергеевич, — со знанием дела ухмыльнулся медик, — но знаю, что будете преподавать.

— Ну как «что»? Я специалист по древнему миру.

— Вот-вот! «Рабовладельческий строй в Месопотамии как образчик развитого социализма».

— А мы пойдем защищать границы советской империи от полчищ империалистических гуннов, — глядя в небо, предрек Артем.

— Вы чего, ребята? — Любка растерянно стояла перед ними, не постигая происходящее.

— Да, собственно, ничего, Любаша… Были студенты, будем старшины.

— В лучшем случае, — оптимистически добавил Саша.

— Учиться надоело? — с надеждой спросила Любка, предчувствую что-то нехорошее.

— Это государству скоро надоест, что мы учимся… А ты что ничего не слышала, Люба? У нас коммунистический переворот.

— А? — успела удивиться Любка. Муля отвлекла ее от дальнейших расспросов; подрагивая и перебирая коготками, она отчаянно тянула поводок в сторону: на горизонте показался кобель.

— Тихо ты! К ноге!

Муля не отступила ни на шаг. Она подалась вперед и обмахивалась хвостом, точно кокотка — веером.

— Что, Люба, собачка не слушается? — весело гаркнул генерал, появляясь на ступеньках. Он был в парадном мундире, со всеми наградами и вещавшим о новой власти приемником в руке. Генерал подошел и возвысился над Мулей:

— Не для того мы Советскую власть восстанавливаем, чтобы всякая сука саботаж разводила!