Дело лис-оборотней

Большков снова погрузился в суму. Долго там шуршал, сосредоточенно бормоча: «…приготовляющий лекарства делает из них смесь… рыжинка… рыжинка…» На свет появилась еще одна склянка, побольше, в ней копошились потревоженные пиявки. – Точно не хотите? – ткнул он пиявками в сторону Бага. – А то как по заказу есть свежие.

– Гм… Может, Емеля хочет? – с опаской спросил Баг. Михаиле заинтересованно обернулся, но лишь топот да стукнувшая дверь были ему ответом: грохоча сапожищами и подхватывая мешки, пятерка бородатых преждерожденных с неясными воплями вынеслась вихрем прочь, на улицу.

– Нет, про рыжинку лисью не слышал, – помотал русой головой лекарь. – Первый раз слышу про такое снадобье.

Да что ж за рыжинка такая?!

Приятно отяжелевший от обильной пищи Баг вышел из «Пустынника Онуфрия» и, коротая незначительное время, оставшееся до прибытия сампана, медленно двинулся через реку по узким мосткам – слева расстилалась богатая мелкими островками Кемская губа, а справа, на омываемом двумя протоками острове побольше, высился Собор Успения Пресвятой Богородицы. Баг замедлил шаги, любуясь строением. На ум пришли строки великого Су Ши…

– Красота!

Баг живо обернулся.

Недалеко от него стоял, опираясь на перила, незаметно подошедший преждерожденный, неясного возраста: низенький, явно склонный к столь порицаемому лекарем Большковым чревоугодию – круглое лицо его лоснилось в лучах солнца, зайчики прыгали по стеклам небольших круглых очочков; маленькие, слегка заплывшие глазки с большими мешками под ними смотрели, однако ж, внимательно и цепко; преждерожденный как-то приторно улыбнулся Багу, огладил длинную, по пояс, бороду и кивнул на собор.

– Красиво, говорю.

– Да, – согласился Баг, удивляясь простоте и открытости местных жителей: в Александрии обратиться вот так запросто, без надлежащего приветствия и серьезного повода, к человеку незнакомому было немыслимо – разве что к прислужникам в харчевнях да в лавках, да и то прибавив вначале непременное «простите, что беспокою вас». Так на то они и прислужники. – Очень красиво.

– Хоть и новодел, а все равно сердце тает. – Нежданный собеседник размашисто перекрестился на ярко горевшие на солнце кресты. – Старый-то сгорел в начале восемнадцатого столетия, – пояснил он. Ткнул коротким пальцем в сторону собора. – Но стоял аккурат тут же.

Баг промолчал. Взглянул на часы.

– Из столиц к нам? – поинтересовался толстяк.

– Из Александрии, – коротко ответил Баг. «Вот ведь какой любопытный…»

– На острова?

– И не только.

– Путешествуете?

«Ну что пристал?!»

– Да.

– Могу показать сказочно красивые места, – оживился, блеснув очками, толстый. – Покажу, где ловят и заготавливают знаменитую беломорскую сельдь. У меня свой катер недалеко…

«Милостивая Гуаньинь, да это, похоже, самодеятельный местознатец, мечтающий получить с приезжих несколько лянов!»

– Нет, спасибо. – Баг повернул к берегу.

– Нигде такого больше не увидите! – устремился следом за ним толстяк. – Никто вам больше такого не покажет! – ухватил Бага за рукав.

«Экий хищник!»

В столь упорной навязчивости усталому Багу померещилось даже нечто подозрительное – словно, проведав, что Баг из самой Александрии, сей чуждый церемоний подданный загорелся идеей заполучить его во что бы то ни стало.

– Вот что, преждерожденный. – Баг решительно, одним движением высвободился. Строго, неприязненно посмотрел на приставалу. – Лов сельди меня не интересует. Всего наилучшего.

Толстый поспешно отступил.

– Ну ладно, ладно! – услышал издали Баг, ступая на гранитную набережную. – Но если что, спросите на Савватьевской дом Виссариона!

«Десять Яньло тебе повсеместно…» – гневно подумал Баг.

С трудом было проклюнувшееся приличное настроение оказалось подпорчено. Баг повернул к морскому вокзалу.

Из-за навязчивого лысого преждерожденного он немного запоздал: водометный сампан уже притерся боком к широкой ленте причала и немногочисленные прибывшие шли навстречу ланчжуну и берегу. Баг шагнул было к кассе купить билет, но тут взгляд его остановился на удивительно знакомой фигуре: фигура приближалась сбивчивой трусцой и вослед ей поспешали еще четверо – два высоких и могучих преждерожденных в монашеском одеянии и двое пониже, в знакомых, давно не попадавшихся на глаза ланчжуну степных шапках.

– Богдан!

Забыв про билет, Баг рванулся навстречу другу; в середине причала они сошлись. Богдан, не сумев сдержать бега, врезался с налету в широкую грудь ланчжуна; Баг заботливо подхватил его.

– Еч…

– Вот и ты…

– Рад тебя видеть.

– А я-то как рад…

«До чего он осунулся! Бледный, как придворная красавица! Что за мешки под глазами!» – думал Баг, вглядываясь в лицо сановника.

«Ну вот, теперь все будет хорошо… Теперь, когда он приехал…» – думал Богдан, улыбкой отвечая на взгляд.

Бежавшая следом за минфа четверка почтительно остановилась поодаль.