Весь день, следуя графику и время от времени внося в него поправки, он разговаривал с адвокатами, похоронным бюро, чиновниками административных служб, друзьями Деборио и с Дэйзи Торп из своей конторы. Все служащие вышли на работу, но он отослал их домой, оставив только Дэйзи. Всякий раз, когда он чувствовал, что у него образуется короткая пауза, он придумывал себе какое-нибудь занятие: ему не хотелось оставаться без дела, ибо безделье возвратило бы его к мыслям о сыне. За всю истекшую ночь, начиная со звонка Джеральдины, он ни разу не подумал о Бинге и ни разу ему не пришло в голову известить его, установить с ним прямую или косвенную связь. Как будто Бинга вообще не существовало. Время от времени в памяти всплывали имена школьных товарищей Пена, его знакомых в деловом мире — мужчин и женщин, занимавших в жизни брата большее или меньшее место, но он как-то не подумал о том, что у него есть собственный сын, дядя которого убил женщину и покончил с собой и который имеет право знать подробности. Вероятно, его сын прочитал об этом скандальном происшествии в калифорнийских газетах. Мальчик любил дядю. Они редко виделись, но относились друг к другу добродушно-насмешливо, с ласковой непринужденностью. Смерть Пена и то, как он ушел из жизни, должны были потрясти Бинга, и Джордж вдруг увидел в сыне человека, который будет искренне и глубоко опечален — так искренне и так глубоко, как никто другой.
Джордж Локвуд не видел своей вины в том, что не подумал о сыне, — в этом не было злого умысла, желания игнорировать или отомстить. Он просто забыл, хотя менее двух суток назад мысль о сыне неотступно преследовала его. А в результате положение затруднительное, поскольку его ничем не объяснишь. Но кому надо объяснять? Сыну? Объяснить, что отец о нем забыл? Джордж чувствовал себя не в своей тарелке, потому что его смущала скрытая, подспудная причина его забывчивости, а человека, редко испытывающего смущение, выбивает из колеи любая неловкость, в которую он попадает. Его начинала пугать мысль о возвращении в Шведскую Гавань и встрече с сыном. Перед ним-то уж нельзя будет продолжать игру и удерживать на лице маску внешнего спокойствия. Он словно уже чувствовал на себе взгляд Бинга. Правда, с тех пор, как того выгнали из Принстона, они ни разу не встречались, но Джордж ясно представлял себе, как выглядит его сын. Об его физическом облике он получил представление, рассмотрев привезенные Хиббардом фотографии: из мальчика он превратился в рослого, крепкого мужчину, добившегося успеха тяжелым трудом и выковавшего властный характер. Слабый человек на нефти не разбогатеет, конкуренцию выдерживает прежде всего тот, кто начал простым рабочим, закаленным безжалостным трудом, безжалостной борьбой, безжалостными попойками, в в ком заложена жилка авантюриста. В смысле стойкости и упорства нефтяники принадлежат к одной категории со сталеварами, скотоводами — вообще с людьми, способными выжить и победить там, где требуются крепкие мускулы и готовность и умение мириться с грязью.
Теперь Джордж Локвуд начинал понимать, откуда у него эта забывчивость. В сущности, это была совсем не забывчивость, это была ненависть. Она началась с приезда Престона Хиббарда, с его рассказа о Бинге, о жене Бинга, о детях Бинга, о «роллс-ройсе» Бинга и о положении Бинга на Дальнем Западе. Его мальчик материально независим, и достиг он этой независимости без помощи отца. Он сделал карьеру в таких условиях существования» которые его отцу были бы не под силу. Джордж Локвуд не забыл своего сына, он просто выбросил его из головы, сын же заставлял его лгать самому себе.
В случае с Мэриан Стрейдмайер им руководило не половое влечение как таковое, а неодолимое желание властвовать над человеком, который, будучи к тому же женщиной, может попутно доставить ему и чувственное наслаждение. Он полагал, что это принесет ему хотя бы временное облегчение. Джордж Локвуд теперь понял: даже если бы его свидание с Мэриан Стрейдмайер и не повлекло за собой кровавых последствий, встреча с сыном все равно была бы неизбежной, потому что он сам не желал ее избегать. Фотографии Хиббарда сделали ее необходимой. Джордж Локвуд не мог не предпринять еще одной попытки возвыситься над сыном, даже если эта попытка и закончится сокрушительным провалом.
Ему необходимо было спасти хотя бы свое положение. В глазах сына он всегда был сволочью. Пусть Бинг и останется при своем мнении. Сын не должен знать, что его успех в жизни был одновременно и победой над отцом.
Тут Джордж Локвуд вспомнил об Эрнестине и удивился, что она еще не откликнулась.