Дело Локвудов

— Он разговаривает со мной по телефону и пишет письма. Что это делается с мужчинами, папа? Рита — хорошая, привлекательная женщина, я бы даже сказала, что она лучше Бинга. Но едва они поженились, как он начал куролесить.

— Кажется, я понимаю, что это значит.

— Наверно. У него связи с другими женщинами.

— Жена об этом знает?

— Не могу сказать. Я видела ее только дважды. Она не из тех, кто легко сходится с людьми. Очень любит Бинга. Наверно, какое-то время он сможет ее дурачить, Энергичен, всегда в движении, поэтому она может не догадаться.

— И не видеть того, чего не хочет видеть, как это часто бывает.

— Да. Но я совсем не уверена, что он сам так же терпим, как она. Должна тебе сказать, что Рита — женщина что надо, можешь в этом не сомневаться.

— Я и не сомневаюсь. Видел ее фотографию.

— Конечно, я могу и ошибаться на ее счет, поскольку мы почти два года с нею не виделись. Но не исключено, что ее терпение уже иссякло.

— Нет, я уверен, что не иссякло. Как уверен и в том, что твой брат до сих пор ее любит.

— Надеюсь, — сказала она. — Но ты не говоришь мне всего, что знаешь.

— Правильно. Никогда не говорю всего, что знаю. Скрытен по натуре.

— Это-то мне известно. Но сегодня ты держишься более открыто, чем когда-либо.

— Начиная с открытой раны на руке. Идем обратно? По-моему, мы уже надышались свежим воздухом.

— Как хорошо, что мы можем вот так разговаривать, — сказала она. — Почему сейчас можем, а раньше не могли?

— За это мы должны, видимо, быть благодарны твоему путевому обходчику и дяде Пену. И тому, что творится в последнее время у меня в душе.

Дорога к дому здесь была крутая, и это заставило их замедлить шаг.

— Мне хочется, чтобы ты пожила у нас немного, — сказал он. — Конечно, я тебя не принуждаю. Деньги можно перечислить на твой счет в банк Моргана. Только подпиши кое-какие документы.

— Какие деньги? Ах да, дядя Пен. Я еще здесь побуду. А если мы с Джеральдиной надоедим друг другу, то я всегда могу уехать в Нью-Йорк.

Собственного автомобиля у нее не было, и Джордж разрешил ей пользоваться своим «паккардом», так что она могла уезжать и возвращаться домой в любое время. Джордж удивился, когда она предложила Джеральдине ездить вместе в Филадельфию за покупками и в Гиббсвилл — к парикмахеру. Он объяснял перемену в их отношениях тем, что существенно изменилась сама Тина: она стала женщиной, и его жена относилась к ней теперь иначе. Это очень умно со стороны Джеральдины, но, возможно, объяснялось не столько умом, сколько женским инстинктом. Джордж никак не комментировал эту перемену, не задавал никаких вопросов и не допытывался, о чем они между собой говорят, но обе явно радовались тому, что их отношения изменились к лучшему.

Хотя бы на время у Джеральдины появилась компаньонка, общение с которой доставляло ей удовольствие. Тина обладала тем жизненным опытом, который в какой-то степени позволяет молодой женщине совместить свои интересы с интересами женщины старше ее годами. Несмотря на молодость, Тина успела сформироваться как зрелая женщина, и ей нетрудно было найти с Джеральдиной общий язык.

Как-то так получилось, что пребывание Тины в доме отца затянулось на неопределенное время. Никакого разговора о том, что она может остаться навсегда, не было, поэтому она по-прежнему считалась гостьей. В частности, она отклонила предложение отца купить ей автомобиль.

— Когда я не смогу пользоваться твоей машиной, то буду ездить на «пирсе».

— Для девушки он тяжеловат, — сказал Джордж.

— Что ты! Знаешь, какой «рено» был у нас во Франции? Величиной с грузовик. И выглядел как грузовик — такой у него был радиатор. Нет, папа, благодарю. Купишь, а потом не будешь знать, что с этой машиной делать. Вдруг мне вздумается уехать в тот самый день, когда ее привезут.

— Ты не хочешь связывать себя, — сказал он.

— Ну, автомобилем меня не свяжешь.

Так прошел месяц. Погода стояла хорошая, и Эрнестина не торопилась уезжать. В городе прошел слух, что она никуда по уезжает, и девушки, и молодые люди, знавшие, что она хорошо играет в теннис, стали искать ее общества. Когда-то она обыгрывала всех своих сверстников в Гиббсвилле, часто играла и с братом, который дважды завоевывал первенство округа в одиночной игре. Близких подруг среди девушек, с которыми она когда-то росла, у нее не было, но, начав теперь появляться на теннисных кортах загородного клуба, она заново познакомилась с ними. Весна была теплой, и Эрнестина могла бы играть ежедневно, если бы хотела сблизиться с этой публикой. Но она держала их на определенной дистанции и простодушно призналась отцу, что покой для нее — лучшее лекарство, поэтому она и откладывает свой отъезд.

Однажды, приехав из загородного клуба, она застала отца на террасе за ленчем.

— Пусть мне подадут то же, что и тебе, — попросила она.

— Играть ездишь всегда по утрам, а на ленч никогда там не остаешься, — удивился он.