Прежде Аделаиде Локвуд ни разу не приходилось видеть своего мужа прогуливающимся по улице с другой женщиной. Но за те две недели, что они прожили в Ране, он уже дважды уходил куда-то с Мартой Даунс под предлогом показа ей достопримечательностей. Аделаида Локвуд смотрела на жизнь предельно просто: если мужчина гуляет один с женщиной, а женщина гуляет одна с мужчиной и если они по нескольку часов кряду проводят вместе, вдали от людей, то оба они, стало быть, хотят встречаться наедине. Встречаясь же наедине, они, при случае, предаются любви. Так расценила она и поведение мужа.
— Что там у тебя с миссис Даунс? — спросила она, когда пошла третья неделя их пребывания в Ране.
— Ты знаешь. Ничего у меня с ней нет. Она вдова Гарри, а я показываю ей здешние места.
— Я не верю тебе.
— Как хочешь.
— Немедленно прекрати это.
— Нельзя прекратить то, чего не было.
— Вот и прекрати, если еще не было.
— Она пробудет здесь еще неделю, не больше.
— Тогда нечего ей тут больше показывать. И приезжать ей нечего было. Здесь не место таким, как она.
— Не болтай глупостей. Джордж и ее сын в следующем году будут жить в одной комнате, а ее муж был моим старым другом и партнером.
— Хорош друг. Украл твои деньги, а домой ни разу не пригласил. Чтоб ты больше не встречался с этой женщиной.
— Ты что, забыла, кто здесь распоряжается?
— Я никогда не вмешивалась в твои дела, но теперь приходится. Не хочу, чтобы семья рушилась. Ты был с ней близок, и нечего меня обманывать. Достаточно мне было взглянуть на вас обоих, чтобы догадаться. Да и по другим признакам видно. Не забывай, что я замужем за тобой уже двадцать лет, а женщину, двадцать лет проспавшую в одной постели с мужчиной, нелегко провести.
— Если только в этом дело, то не стоило и шум поднимать. Мы ведь с тобой не молодожены.
— Ах, перестань врать. Я сразу вижу, когда ты врешь. Мне не приходилось встречаться со многими мужчинами, но двух-то я знаю: тебя и своего отца. Вас я достаточно изучила.
Аделаида Локвуд не поверила словам мужа и не оставила у него на этот счет никаких сомнений, так что ее обвинение, не будучи отвергнутым, осталось в силе. Обе стороны, по существу, признали его справедливость, и это, следовательно, привело к прекращению их супружеских отношений. Все годы, пока они были женаты, они спали вместе, и вот теперь, когда между ними уже несколько ночей не было близости, она решила отделиться и устроила себе постель на веранде.
— Зачем ты это сделала? — спросил он.
— Я не хочу лежать с тобой в одной постели. После этой женщины.
— Хочешь, чтобы об этом все знали? Прислуга, дети?
— Надо было раньше думать.
— Очень хорошо. Значит, отныне мы спим раздельно.
— А разве я сказала тебе не то же самое?
— Видимо, да.
— Что если я заведу себе любовника?
— Я разведусь с тобой. Или уже завела?
— Нет, но мне хотелось знать, что ты скажешь.
— Теперь знаешь. Заведешь — подам на развод.
— Ты ведь не всегда бываешь дома, Авраам. Так что подумай. — Она скроила на лице приятную улыбку, которая была неприятна именно своей приятностью.
— И кто будет твоим любовником?
— А все равно кто. Мало ли с кем можно переспать.
Он ударил ее по лицу.
— Мало ли с кем можно переспать, — повторила она. Он снова ее ударил. — Можешь бить сколько хочешь, а я все-таки заставила тебя испугаться. — Она прикрыла лицо руками, ожидая новых ударов, но он сдержал себя.
— Я не испугался, а вот тебе бы следовало, — сказал он.
— Не угрожай, не испугаюсь. Ничего, поволнуешься для разнообразия. Поймешь, что это значит, когда увидишь меня в компании другого мужчины. Поедешь куда-нибудь и будешь сам себя спрашивать: «С кем она там?» Я-то знаю, с кем ты проводишь время, а ты не будешь знать, с кем я. Может, с кем-нибудь из твоих же знакомых, а может, с разносчиком из продуктовой лавки. Пока ты развлекаешься с миссис Даунс, я буду с разносчиком. Скажу, что уехала к отцу в Рихтервилл, а сама — на свидании в темном уголке. И не узнаешь с кем. Вот так, Авраам. Помнишь, что я тебе когда-то сказала? Может быть, я стану вроде твоей младшей сестры.
— Ты знаешь, где она кончила жизнь. В сумасшедшем доме.
— А ты и меня посади туда же. Но нет, не примешь ты на себя еще и этого позора. Ты боишься осрамиться, Авраам, хотя сам же все и начал. Я тебя знаю. Знаю, чего ты хочешь. И знаю твою слабость. Дети. Сыновья. Что ж, осрами меня, получи в суде развод. Но я не дура, Авраам. Тебе сыновья дороже всего, поэтому ты не причинишь мне больше никакого вреда. И не смей драться. Сегодня ты ударил меня в последний раз.