Дело мерзкого снеговика

– Ты совсем запутался в своих выводах, – укоризненно вымолвил Блаунт. – Разве не мог ее любовник уже быть в комнате, когда пришел Хивард? Тогда с закрытой дверью все ясно.

Точно. Я не подумал об этом, – потупился Найджел. – Но я кожей чую, что с этой закрытой дверью что-то не то.

И впоследствии он оказался прав, невзирая на все логические доводы.

Глава 16

Той, прозорливой правотой своею,

Простой клубок был от невзгод

хитросплетенья

К. Пэтмор

Сейчас, уцепившись за гипотезу леди Макбет, Найджел, как лицо неофициальное, полностью проигрывал Ресторикам. Стремясь не раскрыть им своих подозрений, ибо, будь они виновны, это вынудило бы их защищаться, он решил перенести дело в Лондон. Ресторикам он сказал, что эта поездка должна расставить по местам некоторые неточности.

Неточности, думал он, пока поезд прокладывал путь сквозь снежные заносы, были пренебрежением к фактам.

Все дело превращалось в клубок неточностей, и было практически невозможно отыскать в этой путанице нужную нить. Но уж кому и было тяжело, так это Блаунту. Привыкший арестовывать людей, он только успевал приготовиться к броску на одного из участников этой жуткой игры, как другой тут же подпрыгивал и отвлекал его внимание. Да и сам Блаунт заметил Найджелу перед отъездом – не разбив яиц, не приготовишь яичницу. Он не имел права арестовывать Вилла Дайкса только за щетинку от одежной щетки и за несостоявшуюся помолвку. Он не мог арестовать и Богана только за то, что тот был зловещим типом, который мог снабжать, а мог и не снабжать Элизабет марихуаной пятнадцать лет тому назад и который мог жечь, а мог и не жечь бумаги у себя в камине наутро после убийства. Точно так же он не мог арестовать и Хиварда за запертую дверь, и Эвнис Эйнсли – за ее подвиги в шантаже Хиварда, и Эндрю – за то, что он толковал о людях, упоенных злом.

Не было мотивов преступления, подкрепленных действительно весомыми вещественными доказательствами, которые защита не смогла бы развеять по ветру, – вещественных доказательств не хватало даже на то, чтобы было что развеивать. Расследование откладывалось, Блаунт больше не мог удерживать подозреваемых в Истерхем-Мэнор. Само собой, он и не хотел этого делать. Он знал по опыту, что эта стадия дела всегда смахивает на длинный полицейский мундир: рано или поздно, но что-то должно всплыть, кто-то должен проявить нетерпеливость или неосторожность и выдать себя. Он возлагал надежды и на ненавязчивое наблюдение, установленное за квартирой Элизабет в городке, которое, впрочем, пока не давало никаких полезных для дела сведений, но оставался шанс, что преступник, который получался большим охотником до фальшивых улик, подложит что-нибудь и туда.

И вот, сидя в тот вечер уже у собственного огня и вслушиваясь в звуки лондонского уличного шума, накатывающие ниже на площадь Блумсбери, словно далекий прибой, Найджел и Джорджия поодиночке погрузились мыслями в эти оставившие след в их жизни события – и все благодаря приглашению мисс Кэвендиш. Истерхем-Мэнор и все его обитатели будто отодвинулись, и Найджел почувствовал, что теперь он наконец сможет построить надежную логическую взаимосвязь.

– Эти неточности не дают мне покоя, – вымолвил он после долгой тишины, отстраненно глядя на оживленную жестикуляцию языков каминного пламени. – Неточности. Текущие противоречия. Сколько же на самом деле в этой истории скрытых сговоров?

– Забудь о них, – весело откликнулась Джорджия.

– Легко сказать – «забудь о них». В этом деле они – словно изначальный каркас дома, который кажется составной частью конечной постройки, но приходит момент – и он рушит все и от логики остаются одни руины.

– Не только. Тело Элизабет. Почему снова не вернуться к нему – на исходную точку?

– Звучит прекрасно. Только…

– Почему умерла Элизабет?

– Секс. Деньги. Наркотики. Сама посуди.

– Прекрасно. Секс. Это уже говорит о ревности – буре гнева в каком-то человеческом существе.

– Дайке или Боган. Вероятнее всего, Дайке.

– Или – Эндрю. Его нельзя сбрасывать со счетов.

– С определенной точки зрения Эндрю даже больше тянет на роль преступника. Его комната – ближайшая к комнате Элизабет, и у меня до сих пор не укладывается в голове то, что он не слышал стука Хиварда в ее дверь, или же настоящий убийца появился чуть раньше – в конце концов, Эндрю лег только в одиннадцать. В то утро, когда в камине у Богана нашли сожженные бумаги, Эндрю спустился к завтраку на несколько минут позже его, поэтому он и мог их подбросить. Но чего ради стал бы он убивать Элизабет? В чем тогда его мотивация? Это даже важнее – вспомни, как он был к ней привязан.