Дело миссис Хадсон

— Да, признаю, что она верит, — вздохнула я. — Никто не убежал бы из дома со всеми удобствами, чтобы путешествовать в багажном вагоне, жить три недели в пещере и питаться краденым, если бы не верил в опасность. И я признаю, что, похоже, имела место очень подозрительная последовательность несчастных случаев.

Любознательный разум миссис Хадсон, хотя и не отличался четкостью и законченной логичностью, как у ее работодателя, мог, если возникала необходимость, действовать решительно и виртуозно — она отыскала сестру слуги одной домовладелицы, у которой имелся приятель, и так далее.

Речь шла об очень больших деньгах — фабрики не только в Великобритании и Франции, но и в Германии, где кровавая война неуклонно приближалась к завершению. Обердорферы были очень богатыми сиротами и не имели других родственников, кроме дяди, который, согласно сведениям, собранным осведомителями миссис Хадсон, обладал натурой мелочной и жадной. Я схватилась за голову.

Кроме того, нельзя недооценивать роль Сары. Если иного ребенка я могла бы заподозрить в склонности к вымыслу, то, глядя в ее полные решимости карие глаза, поняла, почему миссис Хадсон нисколько не усомнилась в этой печальной истории и взяла детей под свою опеку.

— Так вы говорите, лакей может засвидетельствовать, что они едва не утонули? — спросила я без всякой надежды.

— Если бы он случайно не наткнулся на детей, они погибли бы. И девушка, которая полакомилась пудингом, что передал их дядя, очень сильно хворала.

— Но доказательств никаких.

— Никаких. — Миссис Хадсон не пыталась облегчить мою задачу.

Мы обе знали наверняка, что Холмс, учитывая его отношение к детям и в особенности к девочкам, непременно вернет их дяде. Нет, он строго-настрого предупредил бы, что лично — сам Холмс! — будет интересоваться судьбой и благополучием наследников Обердорфера. Но несчастные случаи непредсказуемы, тем более что Джеймс Обердорфер намерен вернуться в хаос послевоенной Германии. Уж если он решил, что ради наследства стоит рискнуть, то позаботится о том, чтобы никто не нашел доказательств.

У нас тоже не было никаких доказательств. Так или иначе, этот случай, один из немногих, я не могла обсудить с Холмсом.

— Вы собираетесь отправить их в Уилтшир, к своему кузену?

— В Уилтшире здоровый климат, у кузена отличная ферма, рядом — хорошая школа. Там никто не будет приставать с расспросами к детям, чьих родителей убила сброшенная с цеппелина бомба.

— И ребята поживут там, пока Саре не исполнится шестнадцать?

— Три года с небольшим. Когда она станет молодой леди, адвокаты прислушаются к ее словам.

Мне не так давно исполнилось восемнадцать, и я сомневалась, что юристы, которые воспринимают показания двенадцатилетнего ребенка как дикую выдумку, снизойдут до веры шестнадцатилетнему. Ведь тот же Холмс…

— Ладно, миссис Хадсон, вы меня убедили. Я помогу переправить их в Уилтшир.

Через неделю, в мое отсутствие, вернулся Холмс, измученный и раздраженный оттого, что оказался не в силах просветить Скотланд-Ярд. Миссис Хадсон ничего ему не сказала — подала обед, принесла газеты и ушла заниматься домашним хозяйством.

Она промолчала и вечером того же дня, когда Холмс, усаживаясь с пачкой газет в плетеное кресло перед камином, вдруг подскочил как ужаленный, а потом, порывшись между подушек, выудил огрызок цветного карандаша и протянул его с немым укором домоправительнице.

Она хранила молчание даже три года спустя, когда молодой наследник и его старшая сестра (в шляпке взрослой леди поверх тщательно уложенных волос и строгом платье, излишне старомодном для ее юной фигурки) чудесным образом объявились в Лондоне, обратившись в адвокатскую контору и вызвав переполох сразу в трех державах.

Однако несколько раз за эти годы, когда Холмс устраивал особо жестокое испытание долготерпению миссис Хадсон, я видела, как самая многострадальная из всех домоправительниц глубоко вздыхала, задумывалась о чем-то своем и коротко кивала, прежде чем продолжить прерванную работу с едва заметной улыбкой удовлетворения на губах.