Дело молодых

Я теперь редко выходил с территории Гаражищ, и даже поход в «Макдональдс» стал слегка напрягающей потугой на социализацию. Не в гаражном же комбинезоне туда переться? Все же предприятие общественного питания, практически ресторан. Пришлось переодеться в чистые джинсы и рубашку, приобретя вид если не светский, то хотя бы не пугающий. А на улицах люди идут куда-то, много их… Ничего так я одичал, пялюсь на них, как дурной.

На улице ко мне, радостно улыбаясь, направилось Чудо. Молодой человек наружности столь идеальной, что я даже на секунду пожалел, что я не девочка — высокий спортивный голубоглазый блондин ростом меня на полголовы выше, прекрасно, хотя и немного строго для этой погоды одетый, с чертами лица совершенными до нелепости — ровно в меру мужественными, чтобы не быть смазливыми при идеальной правильности. Уверен, даже его прикус и зубная формула хранятся в палате мер и весов. Лицо его светилось таким позитивом и дружелюбием, что оставался только один вопрос: «Кредиты или секта?».

Он подошёл ко мне широким пружинистым шагом, неся несколько наотлёт изящную кожаную папку-планшет с латунными уголками, и, улыбнувшись во все 32 идеальных зуба, сказал бархатным баритоном: «Здравствуйте! Не хотите ли…»

— Нет! Не хочу! — хрипло отрёкся я, не вынеся этого сияния запредельной доброжелательности в его голосе, и позорно сбежал, так и не узнав — мормоны или гербалайф? А может, всё-таки адвентисты? Или страхование жизни?

А потом в «Макдональдсе» давился мерзостной пародией на кофе, ждал Старого и думал: а что, если это ангел, присланный на землю исполнять желания? Подходит и спрашивает заветное, готовый исполнить. А все только шарахаются, в ужасе размышляя — «Свидетели Иеговы»14 или моментальный кредит? Он и докладывает, обескураженный, наверх — мол, жизнь идеальна. Живём в говне, взывая «Господи, доколе!», а по инстанции ему докладывают: «Всё ништяк, желаний не обнаружено!». Как-то неправильно это, а что поделаешь?

И вот, пока я предавался этим абстрактным размышлениям, впорхнула в «Макдак» девушка. То есть там много всяких девушек входит и выходит, а некоторые вообще непрерывно тусуются, но это была не просто девушка, а Девушка. Знаете, из тех, при виде которых вдруг удивительно отчётливо понимаешь, что тебе за тридцать, что башка местами седая, что последние несколько кило твой фигуры лишние… Ну, в общем, что не про тебя сия красота, и где мои двадцать лет. Я бы описал её внешность как-нибудь поэтически, но девушек словами описывать — только впечатление портить. Представьте себе самое прекрасное видение, на какое у вас хватит фантазии — этого будет достаточно.

Не подумайте чего — интерес к таким прекрасным видениям у меня чисто эстетический. Как бы ни были хороши юные девы, но очаровательная непосредственность тех, кому нет ещё двадцати, довольно быстро начинает утомлять тех, кому за тридцать. В общем, гораздо лучше любоваться ими издали, умиляясь на то, какое совершенство иной раз удаётся сотворить природе. А девушка присела за столик и смотрит на дверь — ждёт кого-то. Она сидит, вся такая неземная, я сижу, на неё любуюсь — в мире разлита гармония, даже кофе стал как будто не таким противным. И тут она дождалась. В порыве вострепетала, подалась навстречу, личико осветилось… У меня аж слезу чуть не вышибло — нельзя же так перегружать моё чувство прекрасного! Но тут я увидел Его, избранника сей феи.

Быдловатый, не по-хорошему нахальный, одетый натуральным гопником, с одутловатым неприятным лицом толстенький типчик небольшого росточка — нетрезвый, да ещё и с подбитым глазом. Смотрелся он рядом с ней, как дворовый кабыздох рядом с выставочной гончей. Мне немедля захотелось подбить ему второй глаз, но я, естественно, воздержался — его и так природа наказала. Я сначала даже подумал, что я таки пристрастен. Ну, может быть он просто выглядит таким уродом, а на самом деле играет на саксофоне и пишет прекрасные стихи «под Мандельштама». Или хотя бы эти стихи читает. Но нет — лексикон однозначно указывал на то, что читает он, в лучшем случае, газету «Спорт-Экспресс», и то по слогам. И как-то поблекло очарование феи, ибо стало очевидно, что она — дура. Не в смысле скудости ума, а в том смысле, в каком бывают беспросветными дурами даже умнейшие женщины.

Не раз и не два в своей жизни я наблюдал, что лучшие из женщин — умные, прекрасные, утончённые и неземные — выбирали себе в спутники жизни омерзительнейших типов. Настолько омерзительных, насколько были прекрасны сами. И мучились, и страдали, и находили в себе силы порвать с ними — для того, чтобы немедленно найти себе типчика ещё гаже. А безнадёжно влюблённых в них отличных мужиков — спортсменов, джентльменов, умников и красавцев — они при этом лишь сочувственно гладили по голове и предлагали «остаться друзьями». И столь часто я видел это, что, пожалуй, сочту за правило жизни.