А ещё – специфика преступлений в N-ске была особенной. Даже в лихие послереволюционные годы тут преобладали преступления на почве страсти, как высокопарно и витиевато выражался прокурор N-ска Молчалин Пётр Данилович. А остальные сотрудники говорили по-простому: все беды из-за баб. Причём если в других губерниях преступниками на почве ревности становились, как правило, мужчины, то в N-ске – женщины.
В основном полиция, а потом и милиция занимались драками и бытовыми склоками. Так сказать, «причинением вреда здоровью разной степени тяжести». Не то чтобы в N-ске не убивали, как без этого, и, бывало, убивали весьма изощрённо. И соперниц убивали, и неверных мужей, и ветреных любовников. Но всё это происходило с поправкой на женскую психологию.
Но вот поздней осенью, почти уже зимой, одна тысяча тридцать ***ого года избалованная однотипностью преступлений N-ская милиция почти прохлопала череду странных и необъяснимых убийств. Вернее, заметили их N-ские оперативники и следователи только на третьем случае. Заметили и провели параллели. А потом волей-неволей объединили все убийства в одно дело.
Но тремя жертвами неведомый душегуб не ограничился, довольно быстро произошло ещё два убийства.
Убивали женщин. Жертвы были из разных слоёв общества, друг с другом в знакомствах не состояли и в обычной жизни не пересекались. Тут и секретарша наркома, и продавщица из магазина модного платья, и судомойка из столового комсостава части РККА2
, и обычная домохозяйка… И география преступлений разнилась тоже. Но всё же схожесть у жертв была. Все они были молоды, хороши собой и одного типажа.Все женщины, как одна, были блондинками того самого пшеничного оттенка, что так хорош, когда натурален, и так пошл, когда женщины жгут себе волосы гидроперитом. А ещё все гражданки были светлоглазы и фигуристы. Убивали их в тёмных подворотнях ударом острого трёхгранного клинка, что и удивило следователей и оперативников. Обычно N-ские преступники использовали что попроще – финка, кухонный нож, а то и вилы. Необычное орудие убийства так и не нашли. Душегуб уносил его с собой. Так что у следствия не было ни примет преступника, ни его отпечатков пальцев. Даже слепки со следов обуви снять не удалось.
В случае с судомойкой подворотня была слишком истоптана большим количеством народа, ведь проживала гражданка в многоквартирном доме. Даже удивительно, как злодей смог провернуть всё, не засветившись ни перед кем из многочисленных жильцов.
Секретарша наркома жила в доме с очень хорошим дворником, который скоблил мостовую настолько усердно, что извёл снег на своей территории начисто.
Продавщицу убили, когда мела метель – первая в этом году, но такая сильная, что снег просто засыпал все следы и возможные улики. А с домохозяйкой вообще глупость вышла – её тело перенесли добросердечные соседи ещё до приезда милиции и место преступления оказалось затоптано несознательными гражданами.
Да и с остальными жертвами дела обстояли не лучше.
Не сразу, но всё же поняли правоохранительные органы, что все убийства одних рук дело. И милиционеры были уверены: преступник – мужчина. Криминалисты подтверждали это на девяносто девять процентов. Один процент оставили на всякий случай, мало ли что, всяко бывает.
От понятной растерянности и чудовищности происходящего не смогли сыщики утаить шила в мешке, а может, и не захотели. Дело получило широкую огласку. Потом, конечно, виноватых в разглашении примерно наказали, но было уже поздно. Оправдывало сотрудников Уголовного розыска только одно – в N-ске с большим уважением относились к печатному слову.
Впрочем, не напечатали бы обе губернские газеты ни строчки о кровавом преступлении или отделались парой фраз где-нибудь в «подвале», если бы не было негласного, но от этого не менее весомого разрешения от одного очень высокопоставленного партийного работника. Поговаривали, сам первый заместитель начальника N-ского обкома приложил к этому руку.
Обе местные газеты наперебой вываливали на читателя кровавые подробности, не забывая, впрочем, возлагать надежды на скорую поимку душегуба и осторожно критиковать местное УГРО. Ведь советские гражданки не должны погибать пачками от рук врага народа (а кем ещё мог быть неизвестный преступник?).
Лидером, несомненно, была «Правда N-ска». Газету раскупали как горячие пирожки, редактор даже тираж повысил. А всё благодаря бойкому перу репортёра криминальной хроники, молодого и горячего комсомольца Александра Тролева. Он и придумал злодею звучное прозвище – Потрошитель, которое приросло к не пойманному ещё преступнику намертво.
Зато прокурор N-ска о молодом даровании думал совсем не лестно. Вот и сейчас, собрав на экстренное заседание начальников отделений милиции N-ска, зло мял он в руках свежий номер «Правды N-ска». Потом пренебрежительно отбросил пахнущие типографской краской тонкие хрусткие листы в сторону, как что-то неприятное или даже мерзкое.