Дело не в тебе, дело во мне (ЛП)

Настолько реально, что я начинаю беспокоиться, что он всерьёз собирается отвезти меня в свою квартиру и провести дикую ночь бесчувственного, бессмысленного секса.

Это не должно меня беспокоить. Прошло так много времени с тех пор, как я испытывала приличный оргазм, что мне следовало бы умолять его поступить со мной по-своему. Но я не могу. Потому что, ну…

Он мне нравится.

Не записываю-твоё-имя-в-моём-блокноте, не слушаю-любовные-песни-которые-напоминают-мне-о-тебе, не улыбаюсь-себе-без-причины. Я никогда ни к кому не испытывала таких чувств и не собираюсь начинать сейчас.

Но он мне действительно нравится, в нормальном смысле, в том роде что-он-крутой-парень.

А это значит, что о свидании с ним не может быть и речи.

Что касается того, чтобы переспать с ним… ну, это либо худшая идея, которая у меня когда-либо была… или самая лучшая.

— Джемма.

Я поднимаю глаза и встречаюсь с ним взглядом, и понимаю, что отключилась на несколько мгновений.

— Прости, — я прочищаю горло. — Теперь я готова. Я придумала. Почти.

Он смотрит на меня, замечая внезапную смену моего настроения с игривого на задумчивое.

— Хорошо, поехали, — мой голос дрожит, я делаю сознательное усилие, чтобы успокоить его. — Я сломала ногу, когда мне было семнадцать, упав с мотоцикла, и она до сих пор болит, когда идёт дождь. Я левша. И единственное, что сейчас есть в моём холодильнике, это вино, немного просроченного апельсинового сока и очень старый лук.

Он долго молчит, просто смотрит на меня, и тишина между нами растёт, пока не становится такой тяжёлой, что я едва могу дышать. В его глазах нерешительность, но я не могу решить, потому ли это, что он не знает ответа… или потому, что он точно знает, и он не может понять, хочет ли он его использовать.

— Джемма…

Мои брови поднимаются от смеси эмоций в его голосе, тоски, нежелания, вожделения, сдержанности, и хотя всё, что он сказал, это моё имя, я интуитивно знаю, что произойдёт.

Отказ.

По какой-то нелепой причине я чувствую, как слёзы угрожают обжечь мои глаза. Что, честно говоря, самая абсурдная вещь в истории вещей, потому что я не плачу. Никогда.

Ни в дневнике. Ни на похоронах. Ни на свадьбах, ни на детских утренниках, ни на других мероприятиях, вызывающих рыдания.

Я отмахиваюсь от незнакомого ощущения, списывая его на временное помешательство, которое в значительной степени было темой моей ночи.

Мне не испытываю наваждений от мальчиков. (Мужчин. Один хрен.)

У меня не бывает бабочек.

Я не плачу без причины. (Чёрт возьми, я даже не плачу по уважительным причинам.)

И всё же…

Я знаю, это безумно, глупо… Но, сидя здесь и ожидая, когда он заговорит, я почти чувствую, что он видит меня насквозь, до самой души. Как будто, каким-то образом, посреди этой игры в ложь, он проник в меня и нашёл моё сердце, бьющееся слишком быстро в моей груди, дикое, бунтующее животное, пойманное в клетку из рёбер, сделанное из плоти, крови и уязвимостей, которые я никогда ни с кем не делила.

Как и у любого хорошего хищника, у него есть врожденная способность искоренять слабости. Он чувствует моё дикое, раненое сердце с лёгкостью акулы, почуявшей кровь в воде за много миль, или паука, почувствовавшего вибрацию своей жертвы в паутине задолго до того, как увидел её.

Это неприятное чувство. Нервное, неудобное, необъяснимое. Как будто моя кожа стала прозрачной, и он каким-то образом знает все мои секреты ещё до того, как я их озвучила.

Он открывает рот, затем снова закрывает, как будто ищет правильные слова, чтобы легко меня подвести. Как будто я уже не знаю, что он собирается сказать.

— Просто скажи это, — шепчу я, не в силах больше ждать. — Неизвестность убивает меня.

— Я не могу это сделать.

— Ты не можешь угадать ответ?

— Ты правша, Джемма, — он вздыхает. — Но я не это имел в виду.

— Я не понимаю.

— Я не могу поступить так с тобой.

Я морщу лоб в замешательстве, пока жду, когда он прояснит ситуацию.

— Одна ночь. Никаких обязательств, — он поднимает глаза к потолку. — Да поможет мне бог, но я не могу это сделать. Не с тобой.

— Ты тот, кто установил условия, — мой голос оскорблен, сердит. — Ты тот, кто выдвинул эту идею на кон.

— Я знаю. Господи, Джемма, я знаю это.

— Ну и что? Передумал? Решил, что я недостаточно горяча для тебя?

Его глаза, сощуренные от эмоций, возвращаются к моим.

— Ты великолепна.

— Тогда в чём дело?

— Я думал, что смогу… Но с тобой… Это просто… Я недооценил…

Он косноязычен.

Этот сладко говорящий, читающий Сунь-Цзы, помешанный на контроле, на самом деле не находит слов из-за меня. Это должно быть мило, но я слишком зла, чтобы быть милой.

— Спасибо, — протягиваю я. — Это очень проясняет ситуацию.

Его взгляд вспыхивает.

— Джемма, дело не в тебе, не надо. Дело во мне.

Я фыркаю.

— Вау.

— Прошу прощения?

— Я не думала, что ты из тех парней, которые используют фразу "дело не в тебе, дело во мне".

— Это не так, — возражает он.

— Только не говори мне, что ты тоже работаешь над собой. Ох, и ты хотел бы остаться друзьями.

— Джемма.