— А чего хочет судья по уголовным делам? — спросил Николя.
— В сущности, ничего, ибо я не намерен исполнять его желание. В приставших случаю обтекаемых выражениях, употребив все возможные формулы вежливости и почтения, он требует, чтобы я лишил вас, комиссара полиции Шатле, своей поддержки, дозволив арестовать вас, препроводить в темницу и допросить согласно правилам ведения следствия по уголовному делу. Вот к чему мы пришли, и вот из какой ямы мне необходимо вас вытащить. Я сам во многом виноват, ибо вовремя не сообразил, насколько опасно для вас продолжать эту связь. Согласно исполняемым мною обязанностям я привык держать все под контролем, стремление все контролировать стало одним из моих пороков, и я, сам того не заметив, скомпрометировал своего лучшего сотрудника. Я очень об этом сожалею, Николя, и виню только себя.
Он в ярости стукнул кочергой по догоравшему в камине полену, и оно с громким шелестом рассыпалось. Ошеломленный, Николя смотрел, как его начальник, слывший хладнокровным и бесчувственным, с неистовством проявлял свое отчаяние. В эту минуту он нашел оправдание всем несправедливостям, когда-либо допущенным Сартином по отношению к нему, и почувствовал, что вознагражден за свою преданность. Невероятное упорство, с которым Сартин пытался спасти его несмотря на собственное шаткое положение при дворе, живущем в ожидании нового царствования, спасти, рискуя скомпрометировать себя, придали Николя сил и успокоили его.
Вошел Бурдо с толстым реестром в серой бумажной обложке.
— Начиная с июня 1773 года, — объявил он, — в Париж въехало сто семьдесят два гражданина Швейцарии. Однако наш музыкант среди них не значится. Не значится он и среди других иностранцев. Я просмотрел алфавитные списки иностранцев, живущих в меблированных комнатах и гостиницах, но также безрезультатно. Так что остается навести о нем справки у Бальбастра, который, похоже, знает его очень хорошо.
— Отыщите мне Бальбастра, — приказал Сартин. — Думаю, после полудня его можно найти в Нотр-Дам, где он либо репетирует, либо наставляет учеников. Николя в костюме секретаря отправится с вами. Я же тем временем помыслю наедине с самим собой. Приходите сегодня вечером ко мне в полицейское управление, и мы обменяемся новостями. Полагаю, до вечера ничего нового не случится. Сегодня суббота: до получения моего ответа Тестар дю Ли пальцем не пошевелит; ему прекрасно известно, что я каждый воскресный вечер получаю аудиенцию у короля. Итак, поторопитесь, но будьте осторожны с этим органистом, он мастерски умеет дергать за веревочки и нажимать на клавиши!
Надев плащ с воротником, отороченным мехом соболя, Сартин плотно закутался в него, надвинул на лоб серую треуголку, украшенную черным шелковым галуном, и вышел из приемной. Когда Бурдо и Николя вышли следом, папаша Мари, приложив палец к губам, бодро им подмигнул. Вот и еще один, подумал комиссар, кому не пришлось ничего объяснять. Бурдо и Николя сели в фиакр и, велев кучеру держать курс на Нотр-Дам, долгое время ехали молча. Первым заговорил Бурдо.
— Тяжелее всего сознавать, — вздохнул он, — что в комедии, которую мне пришлось разыграть по известному вам приказу, вы ни разу не вышли из роли верного друга. Верность заставляла вас отвергать мой план, вы боялись скомпрометировать меня…
Николя повернулся к инспектору и дружески ткнул его в плечо.
— Довольно, не будем больше об этом говорить. Когда судьба продолжает метать в меня стрелы своего гнева, и Сартин, и вы, Пьер, полностью уверены в моей невиновности, а это самое главное. А что касается Бальбастра… моя первая встреча с ним состоялась в доме господина Ноблекура и запомнилась мне как один из неприятнейших моментов в моей жизни. В двадцать лет я очень плохо переносил надменность и презрение по отношению к юному провинциалу из Бретани. С тех пор мы часто виделись, но отношения наши не улучшились. Ему, полагаю, лет пятьдесят, а он все еще разыгрывает дамского угодника, носит щегольской фрак и белокурый парик. Он часто бывал у Жюли. Будьте с ним осторожны, иначе он немедленно задавит вас своим высокомерием. Не дайте ему взять верх и, словно щитом, прикрывайтесь именем и властью Сартина! А если я почувствую, что вам грозит опасность, я кашляну!